– Да. Уж приключений было достаточно.
Анна глядела на него незамутненными глазами.
– Сэр, я не забыла, чем обязана вам и вашим людям, сложившим головы в пути. Да будет вам ведомо, я уже заказала по три молебна за упокой души каждого из них. Да прибудет с ними милость Всевышнего и Девы Марии.
– Господь наградит вас за доброе сердце.
Все это становилось нестерпимым. Оба вели какую-то странную игру, в то время как граф Уорвик внимательно вслушивался в их разговор. Дочь обернулась к нему:
– Отец, я обещала моему спасителю и другу, что отблагодарю его за все, что он для меня сделал.
– Этот рыцарь всегда будет дорогим гостем в доме Невилей. И я рад бы осыпать его благодеяниями, но здесь, во Франции, я всего лишь гость, как и многие. Если же небо окажется благосклонным и я вновь окажусь в Англии… Как бы ни сложились наши судьбы, в моем лице вы, сэр, всегда найдете покровителя.
Филип перевел взгляд с Уорвика на его дочь.
– Я ни в чем не нуждаюсь. Все, о чем может мечтать смертный, я уже получил.
Глядя на девушку, он увидел, как бледность заливает ее щеки. Оказывается, броня Анны не столь уж несокрушима. Чтобы приободрить ее, Филип сдержанно улыбнулся.
– Еще в Англии я говорил, миледи, что величайшей наградой для меня будет снова увидеть вас во всем блеске величия и славы.
Ресницы Анны дрогнули.
– Вы бескорыстны, как всегда, сэр Майсгрейв, – сухо сказала она, отходя к окну.
Филип видел, как граф небрежно, почти не глядя, сломал печать на послании. Свиток зашуршал в его руках. Лицо Анны напряглось, резче обозначились скулы. Она видела, как на лбу отца взбухает, пульсируя, темная вена по мере того, как он пробегает глазами строки. Внезапно граф глухо зарычал и швырнул свиток на пол. Филип с недоумением глядел на него. Глаза Делателя Королей сверкали всесокрушающей яростью.
– Пес! – взревел, захлебываясь, Уорвик. – И ты смеешь с подобным письмом являться ко мне?!
Он бросился к стене, сорвал одно из висевших там копий и метнул его в Майсгрейва. Рыцарь лишь чудом успел уклониться, копье пробило сундук позади него и застыло, мелко дрожа. А граф уже тянулся за новым оружием.
Анна стремительно метнулась к отцу и повисла на нем.
– Нет, отец, нет! Вспомни – минуту назад ты благодарил этого человека. Он был мне защитой и опорой все это время!
Рука графа, уже занесенная, замерла.
– Оставь меня! Этот человек только что заявил, что он верный слуга Йорков, а отныне я стану предавать смерти любого, кто им служит. Они хотели уничтожить мою дочь, сделать из нее заложницу, чтобы сломить меня! Раны Господни, какое грязное коварство! Нет, клянусь святым именем Спасителя, всякий из них заслуживает немедленной смерти!
– Отец! Ради меня этот рыцарь пошел против воли Йорков. Я жива и свободна лишь потому, что именно он оберегал меня от злых умышлений.
Лицо Анны пылало, она вся дрожала, но голос ее звенел как сталь.
– Я заклинаю вас!..
Она рухнула перед ним на колени.
– Ради меня… Ради всего святого, отец!
Уорвик рывком поднял ее.
– Встань! Невили не ползают на коленях, – он бросил на Майсгрейва суровый взгляд. – У вас сильная заступница, сэр рыцарь. С вашей помощью Эдуард Йорк, которому вы служите, нанес мне тягчайшее оскорбление из тех, какое может нанести смертный…
Уорвик умолк и отвернулся. Филип стоял неподвижно, стараясь собраться с мыслями.
Граф внезапно наклонился и поднял письмо. Анна сжала руки, увидев, как отец вновь внимательно вчитывается в него… И вдруг он рассмеялся, а спустя минуту хохотал как безумный, вытирая выступившие от смеха слезы.
– Клянусь вечным спасением, ничего более забавного мне не доводилось читать! Мне отправляют письмо, в котором содержится едва ли не смертный приговор моей дочери, и вместе с ним доставляют ее саму. Какая ирония! Этот рыцарь готов до последнего удара сердца служить Эдуарду Йорку, но поворачивает дело так, чтобы имя его короля было втоптано в грязь всем христианским миром.
Он внезапно умолк, лицо его стало злым, глаза холодно сверкнули.
– С вашей помощью, сэр, обладая этим письмом, я погублю того, кого сам возвел на трон. Я предам дело огласке, и ни один из рыцарей, кои чтут кодекс чести, не пожелает служить мечом дому Белой Розы. Я отправлю это письмо в Рим и добьюсь отлучения этого грязного ублюдка от церкви. Имя Йорков будет проклято в веках!
Он перевел дыхание.
– Эдуард Йорк, мой ничтожный кузен, мальчишка, на которого я надел корону, вонючий пьяница и убогий развратник, дерьмо на троне…
Майсгрейв вскинул голову.
– Милорд, тот, кого вы так черните, все еще мой король, и ни один подданный не должен слушать этого, не имея возможности наказать обидчика!
Уорвик по-кошачьи прищурился.
– Что же, рыцарь Майсгрейв, мешает вам взяться за меч?
– Леди Анна.
Уорвик криво усмехнулся.
– О да! Быть отцом этой девочки для меня великое счастье. Итак, вы, сэр, чтите меня как ее родителя, но не можете мне позволить говорить то, что я думаю об Эдуарде Йоркском?
– Он мой король, сэр.
Лицо Уорвика разгладилось. Он опустился в кресло и устремил на Филипа Майсгрейва суровый взгляд.
– Счастлив монарх, имеющий столь верных слуг. Однако, сэр, разве слепая преданность не безумна? Ведь, отправляя вас с таким письмом, Эдуард заведомо знал, что в ярости я уничтожу вас.
Майсгрейв горестно кивнул.
– Увы, это так, милорд. Мой король не питает добрых чувств ко мне. Но я полагаю, что не имею права на личную обиду в том случае, когда речь идет о благе королевства. Для Англии же, несомненно, будет благом, если на престоле останется молодой и полный сил Эдуард Йорк, нежели слабоумный Ланкастер, его изнеженный сын, и алчная королева-француженка. К тому же, милорд, я, как и вы когда-то, с самого начала принял сторону Белой Розы. И не за Эдуарда Йорка я стою, а за партию, которая, как я считаю, имеет больше прав на престол. Великий и благородный Ричард Йоркский всегда был благосклонен ко мне, и его память я чту. Ежели с помощью этой бумаги вы запятнаете его имя, наследие Ричарда будет смешано с грязью. Видит небо, милорд, я понимаю причины той войны, которую вы объявили моему королю… Но действовать таким образом недостойно Делателя Королей, человека, которым так гордится Англия!
Филип говорил с необычайным пылом. Глаза его сверкали, он не сводил с Уорвика гневного взгляда. Анна невольно подалась вперед, опасаясь новой вспышки отца. Но, вопреки ее опасениям, граф постепенно успокоился. Какое-то время он сидел, глядя прямо перед собой невидящим взором, потом утомленно произнес:
– Вы, видимо, правы, сэр рыцарь, и я благодарен вам за то, что вы остановили меня. Мальчишка Нэд, разумеется, не стоит того, чтобы из-за его подлой выходки поколебалась честь дома его отца, человека, вместе с которым я познал столько побед и поражений. Моя тетка была его супругой, служению ему я посвятил свою жизнь, и, видит Бог, мне не доводилось встречать человека более достойного и благородного, чем Ричард Йорк-старший. Разве его вина, что в жилах его детей течет гнилая кровь? Нет, сэр, вы правы хотя бы в том, что, если я и должен наказать Эдуарда, это следует сделать лишь в открытом бою – так, как всегда поступал его отец и мой благородный друг… – Голос Уорвика на миг пресекся, но затем он упрямо вскинул голову и вполголоса добавил: – Ради тебя, старина Дик, я отказываюсь сегодня от самой заманчивой из интриг и щажу твоего беспутного сына.