– Но разве ты забыла, что для всех Глеб мой сын? – прервал ее Ипатий.
Он стоял у резного поставца, перебирал какие– то свитки и ни разу не оглянулся на Светораду за все время ее пылкой и, казалось бы, убедительной речи. Теперь он наконец повернулся, смотрел на нее спокойно и равнодушно. Некогда княжна и представить не могла, что от него будет веять таким холодом.
То, что Ипатий все– таки волнуется, она поняла, заметив, как он машинально поправляет складки своей богатой хламиды. Она хорошо знала человека, с которым прожила бок о бок пять лет, и еще не разучилась понимать его.
– Но Глеб не твой сын, Ипатий, – негромко произнесла княжна. – К тому же… Феофилакт Заутца может доказать, что не ты отец мальчика.
– Тебе бы лучше не выставлять Феофилакта свидетелем, княжна, – резко перебил ее Ипатий. – Даже если ты к нему обратишься, он может также сообщить всем, что ты моя рабыня, купленная на рынке. А вольную я тебе никогда не давал!
У Светорады перехватило дыхание. Она смогла вздохнуть только через долгий мучительный миг. Ипатий никогда не говорил ей, что она его раба; тогда, пять лет назад, он дал ей понять, что для него она прежде всего невеста, свободная и желанная женщина. И если вдруг всплывет, что она всего лишь невольница… Светорада подумала об Александре, и ей стало страшно.
– Ты никому не скажешь об этом, Ипатий, – с неожиданным нажимом произнесла Светорада. – Ты торговец, вот я и заключаю с тобой сделку: ты молчишь, что некогда купил меня на рынке рабов, а я… Я оставляю тебе Глеба.
Последние слова княжна произнесла слабым, осевшим голосом. Даже в плену у печенегов она не отказывалась от сына, а тут… Наверное, она просто понимала, что Ипатий не навредит ее мальчику. А вот ей… может. В его глазах она предательница. Правда, он и сам не мог ничего изменить, однако предпочитал во всем винить только ее.
Ипатий согласно кивнул.
– Ты разумная женщина, Светорада Смоленская. И все правильно поняла. Если же, стремясь добиться своего, ты через царственного возлюбленного осмелишься прислать ко мне убийц…
– Ипатий!.. – Княжна даже подскочила. Смотрела на него возмущенно и гневно. Как он мог подумать такое!
Ипатий не выдержал ее взгляда. Отошел, устало сел на скамью, покрытую ковром. Его веки смежились.
– Ты уже не та славянская девочка, которая поражала свободными порывами души и нежным взором. Ты стала обитательницей Палатия. А это место отравляет любого. И если мой брат Зенон вырос среди этой отравы, если он попросту не замечает ее… или, возможно, считает, что это нормально, поскольку не ведает иной жизни, то ты очень скоро насквозь пропитаешься лицемерием и беспринципностью тех, кто живет рядом с властителями. Эта отрава разъедает всех без исключения. Поэтому я не желаю, чтобы Глеб оказался в этом вертепе. Я хочу спасти его душу, я люблю мальчика.
– Раньше ты сам рвался из Херсонеса служить в Священном Дворце, – язвительно напомнила Светорада. Она не забыла, как Ипатий спешил в Константинополь, чтобы предстать перед лицом божественнейшего и наивысочайшего.
– Херсонес… – тихо повторил за ней Ипатий. – Там я был счастлив. Если бы мы остались там, все бы сложилось по– другому. Но теперь… – Он открыл глаза и пронзительно посмотрел на нее. – Теперь все разрушено. И я не позволю тебе отнять у меня последнее. Я не отдам тебе Глеба.
– Я ведь уже согласилась, – раздраженно произнесла Светорада. Ее переполнял гнев. Этот человек шантажирует ее, он забирает у нее сына, лишает его высокой доли.
– У тебя какие– то планы на мальчика? – спросила она, выдержав паузу.
Оказалось, Ипатий не собирался быть к ней чересчур жестоким. Он сказал, что иногда она – разумеется, с его разрешения – сможет видеться с сыном. Глеб будет всю зиму жить с ним, а летом Ипатий увезет сына в Оливий, к побережью. Здесь же он отдаст Глеба в богословскую школу при одном из мужских монастырей, скорее всего в обитель Мартинакия, куда и сам Ипатий думает удалиться со временем. Это в Константинополе, так что им не составит труда договориться о встречах в определенные дни.
– Но там из моего сына сделают монаха! – возмутилась Светорада.
– Такое возможно, – чуть кивнул Ипатий. – Но это куда лучше, чем если его развратят в Палатии.
Она хотела возразить, но Ипатий остановил ее протестующим жестом. Смотрел теперь почти жалостливо.
– Наверное, потому что в тебе еще сохранилось нечто языческое, ты по– прежнему чиста и не понимаешь, что делает с человеком власть. Высшая власть, где царствует вседозволенность и уверенность в собственной непогрешимости. Ты живешь в самом прогнившем и подлом месте, среди предательств, разврата и лицемерия. Однажды ты поймешь это. И возблагодаришь Бога, что я не отдал нашего мальчика в Палатий. Мое решение только во благо ему.
Княжна хотела воспротивиться, сказать ему, что самые именитые сановники, магистры и патрикии думают иначе, но промолчала. Возможно, и впрямь было нечто, что знал Ипатий, а она… только чувствовала. И Светорада заговорила о другом: стала выяснять, как часто Ипатий будет позволять ей видеться с сыном и разрешит ли ей сегодня побыть с ним.
Он позволил, и княжна долго разговаривала с Глебом в садовой беседке. Глеб за это лето стал такой живой, подвижный. Разговаривая с матерью, он все время лазил по перилам беседки, забирался на ее опоры, сползал по ним, куда– то отбегал, потом опять возвращался. Но когда настало время уходить, когда появился Варда и сказал, что ее отсутствие уже, наверное, заметили в Палатии и могут волноваться, Глеб так и кинулся к Светораде, прильнул, и на какое– то время они замерли обнявшись, не замечая странно смотревшего на них Варду.
– Зачем ты оставила нас с отцом? – даже заплакал Глеб.
Что тут ответишь ребенку? Глеб был таким маленьким, чтобы все помнить, да и не сомневался, что Ипатий его родной отец.
Вернувшись во дворец, Светорада была так печальна и молчалива, что даже встретивший ее ревнивыми упреками Александр, недовольный, что она столько времени провела у бывшего жениха, постепенно успокоился. Подсел к ней, ласково обнял.
– Ну, что случилось? Он оскорблял тебя?
Узнав, что Ипатий просто– напросто отказался отдать ей сына, Александр только пожал плечами.
– Малеил его отец, по нашим законам он имеет право оставить ребенка подле себя.
Нет, Александр ее решительно не мог утешить, и Светораде даже стало легче, когда он ушел.
Но вскоре к ней напросилась в гости болтушка Анимаиса, стала выспрашивать, что опять натворила ее милая Ксантия. Она видела, как волновался кесарь, как хотел послать слуг на ее поиски. Только когда узнали, что она под охраной Варды, он несколько успокоился.
«А ведь я рассказывала Александру, что Варда мне не друг», – с некоторой обидой отметила про себя княжна. Что касается ее отношения к Варде, то она даже не замечала его во время обратной дороги. К тому же Варда служит кесарю, и его предупредительность к ней – это лишь дань этой службы.