На следующей — глядела прямо на нас.
— Н…нормально, — выдавила она. — Сп… спускайтесь.
— Не так быстро, — упредил Шпиндель. — Ты как себя чувствуешь?
— Хорошо. Немного… странно, но…
— В каком смысле — странно?
Первый признак лучевой болезни — тошнота, но если только мы здорово не просчитались, он проявится не раньше, чем через час-другой. Когда мы уже хорошенько прожаримся под излучением.
— Легкая дезориентация, — отозвалась Бейтс. — Тут жутковато малость, но… Должно быть, «синдром зеленых человечков». Терпимо.
Я покосился на Банду. Лингвист посмотрела на Шпинделя. Тот пожал плечами.
— Лучше не станет, — донесся издалека голос Бейтс. — Часы… часы тикают, ребята. Спускайтесь.
Мы спустились.
* * *
Не жилой дом, вообще. Скорее, обиталище призраков.
Даже когда стены замирали, они двигались: уголком глаза всегда замечаешь ползучее шевеление. Всегда ощущаешь спиной, как за тобой наблюдают, чувствуешь жуткую уверенность в том, что недобрые, нечеловеческие глаза смотрят из-за пределов твоей видимости. Не раз я оборачивался, надеясь застать призраков врасплох, но не видел ничего, кроме полуслепого пехотинца, плывущего вдоль туннеля, или нервозного испуганного коллеги, пялящегося на меня. Стены из блестящей черной лавы прорастали сотнями глаз, которые захлопывались за миг до того, как их могли заметить. Наши фонари разгоняли тьму метров на двадцать; дальше царили туман и тени. И звуки — «Роршах» поскрипывал вокруг нас, словно древний парусник, затертый в паковых льдах. Гремучими змеями шипели разряды.
Ты говоришь себе, это все иллюзия. Напоминаешь, что такие симптомы хорошо документированы — неизбежные последствия слишком тесного контакта плоти с магнитным полем. Оно пробуждает призраков и кошмары в твоих височных долях, добывает из среднего мозга парализующий ужас, чтобы засыпать им сознание. Оно путает твои двигательные нервы и заставляет спящие накладки петь, словно хрупкие, звонкие кристаллы.
Артефакты, вот что они такое. Ты повторяешь это про себя, повторяешь так часто, что мантра теряет всякое подобие смысла, вырождаясь в магическое заклинание, абракадабру против злых сил. Они не настоящие, эти голоса, шепчущиеся за броней шлема, эти полузаметные твари, видимые лишь искоса. Они лишь обман разума, тот же нейрологический балаган, который на протяжении веков убеждал людей, что их мучают призраки, похищают пришельцы, преследуют…
…вампиры…
…И начинаешь подумывать — остался ли Сарасти на борту или все это время был рядом, ждал тебя…
— Очередной пик, — предупредила Бейтс, когда на моем дисплее начали зашкаливать теслы и зиверты. [47] — Держитесь!
Я ставил колокол Фарадея. [48] Пытался. Это должно было быть просто; я уже протянул от входа главную растяжку к вялому мешку, повисшему посреди туннеля. И тут все вылетело из головы. Да, точно, что-то насчет якорного каната. Чтобы… чтобы отцентровать колокол. В свете нашлемного фонаря стена отблескивала мокрой глиной. В глазах у меня вспыхивали сатанинские руны.
Я налепил якорную пластину на стенку. Готов был поклясться, материал передернуло. Пальнул из реактивного пистолета, отступив к середине прохода.
— Они здесь, — прошептала Джеймс.
Что-то было рядом. Я чувствовал за спиной чужое присутствие, куда бы ни обернулся. Ревущая тьма клубилась на самом краю поля зрения, жадная пасть, широкая, как сам туннель. В любой миг она была готова с невозможной быстротой надвинуться и поглотить нас.
— Они прекрасны… — проговорила Джеймс.
B eё голосе не слышалось страха. Только изумление.
— Что? Где? — Бейтс не переставала крутиться на месте, пытаясь одновременно смотреть на все четыре стороны. Зонды, похожие на бронированные фигурные скобки, под ее управлением беспокойно ворочались, затыкая пушками то туда, то сюда. — Что ты заметила?
— Не там. Здесь. Повсюду. Разве вы не видите?
— Ничего не вижу, — дрожащим голосом выдавил Шпиндель.
— Это все электромагнитные поля, — произнесла Джеймс. — Вот как они общаются. Вся конструкция полна языков, это…
— Я ничего не нижу, — повторил биолог. Дыхание его громко и часто отдавалось в наушниках. — Я ослеп.
— Черт. — Бейтс обернулась к нему. — Как оно может… радиация?..
— Н-не думаю, что д-дело в ней.
Девять тесла, и призраки повсюду. Пахло жимолостью и асфальтом.
— Китон! — окликнула Бейтс. — Ты с нами?
— Д-да, — едва-едва. Я снова стоял рядом с клеткой, сжимая в руке вытяжной трос. Пытался игнорировать то, что похлопывало меня по плечу.
— Бросай! Вытаскивай Шпинделя!
— Нет! — тот беспомощно болтался посреди коридора. Пистолет мотало на поводке. — Нет! Брось мне что нибудь!
— Что?!
Это все у тебя в голове. Все у тебя в…
— Брось мне что-нибудь! Что угодно!
Бейтс заколебалась.
— Ты сказал, что ослеп…
— Давай!
Бейтс сорвала с пояса запасную батарею и швырнула. Шпиндель потянулся за ней, достал, но та выскользнула у него из пальцев и отскочила от стены.
— Я в порядке, — выдохнул он. — Только запихните меня в палатку.
Я рванул шнур. Клетка надулась, точно огромный бронзовый попкорн.
— Все внутрь! — Бейтс палила из газового пистолета одной рукой, другой тащила Шпинделя. Она толкнула его ко мне, налепила на шкуру колокола короб с датчиками. Я сорвал экранированный клапан с входа, словно струп с раны. Под ним мыльной пленкой блестела, вихрилась единственная, бесконечно длинная, бесконечно навитая сама на себя молекула.
— Тащи его внутрь. Джеймс! Давай сюда!
Я протолкнул Шпинделя сквозь мембрану. Она смыкалась вокруг скафа с неприличной теснотой, обнимая по мере прохождения каждую вмятинку и щелочку.
— Джеймс! Ты…
— Уберите это от меня! — голос грубый, сорванный, напуганный, пугающий, настолько мужской, насколько позволяют женские голосовые связки. Головолом у руля. — Уберите это от меня!
Я обернулся. Тело Сьюзен Джеймс медленно кувыркалось посреди туннеля, обеими руками сжимая правую ногу.
— Джеймс! — Бейтс подплыла к ней. — Китон! Помоги! — она схватила Банду за руку. — Головолом? Что случилось?