— Ну, как поработал сегодня, Олли?
— Отлично, Ричи. Отлично, Джимми.
Потом пройти в душевую, слушать о том, кто, что, с кем и сколько раз сделал в ночь с субботы на воскресенье. «Мы имели этих свиноматок из Маунт Ида, понимаешь…?» К счастью, у меня было персональное место для медитаций. Господь Бог наградил меня больным коленом (да, именно наградил — можете заглянуть в мою призывную карточку!). Поэтому после игры мне был необходим небольшой гидромассаж. Сидя в воде и разглядывая кипение струй вокруг моего колена, я любовно пересчитывал свои ссадины и синяки и размышлял обо всем и ни о чем конкретно. В тот вечер я думал о забитой мной шайбе и еще об одной, заброшенной с моей подачи, а также о том, что наша команда уже почти обеспечила себе очередной титул чемпиона Плющевой Лиги — в третий раз на моей памяти…
Боже мой! Да ведь Дженни ждет меня на улице. Я надеюсь! Надеюсь, что еще ждет! Господи Иисусе! Сколько же времени я прокайфовал в этом уютном местечке, пока она торчала снаружи, на кембриджском холоде? Я поставил рекорд по скоростному одеванию и, не успев просохнуть, выскочил из дверей Диллона.
Морозный воздух был как удар. Бог ты мой, ну и холод! И темнота! У входа все еще толпилась небольшая кучка болельщиков, в основном старые верные фанаты — наши выпускники, которые в душе так и не сняли с себя хоккейные доспехи…
Отойдя на несколько шагов в сторону от болельщиков, я принялся отчаянно высматривать Дженни. И вдруг она выскочила откуда-то из-за кустов — лицо ее было замотано шарфом, и виднелись только глаза.
— Эй, Преппи, здесь чертовски холодно. Я ужасно был рад ее видеть!
— Дженни! — И я, будто бы инстинктивно, слегка поцеловал ее в лоб.
— Разве я тебе разрешила это сделать?
— Что?
— Разве я сказала тебе, что ты можешь меня поцеловать?
— Извини, я увлекся.
— А я нет.
Почти все уже разошлись, было темно, холодно и очень поздно. Я снова поцеловал ее. Но уже не в лоб и не слегка. Поцелуй длился восхитительно долго. Когда же он закончился, она все еще держалась за мой рукав.
— Мне что-то это не нравится, — произнесла она.
— Что именно?
— Мне не нравится то, что мне это нравится. Назад мы шли пешком (машину пришлось оставить, потому что Дженни хотела прогуляться), и она держала меня за рукав. Не за руку, а именно за рукав. Только не спрашивайте меня, почему. На пороге Бриггс Холла я не стал ее целовать и желать доброй ночи.
— Послушай, Джен, возможно, я не буду тебе звонить несколько месяцев.
Она на секунду замолчала. На несколько секунд. И наконец спросила:
— Почему?
— А может быть, позвоню тебе, как только доберусь до своей комнаты. Я зашагал прочь.
— Недоносок! — прошептала она. Я круто повернулся и влепил шайбу с расстояния двадцати футов.
— Вот видишь, Дженни, тебе так нравится щелкать по носу других, а сама ты этого не любишь.
О, как мне хотелось рассмотреть выражение ее лица, но я воздержался — по стратегическим соображениям.
Когда я вошел, мой сосед по комнате Рэй Стрэттон играл в покер с двумя своими приятелями-футболистами.
— Привет, животные!
Они ответили подобающим в таких случаях хрюканьем.
— Ну, что у тебя сегодня, Олли? — спросил Рэй.
— Шайбу засадили с моей подачи, и еще шайбу — я сам.
— С подачи Кавиллери?
— Не твое дело, — отрезал я.
— А это еще кто? — спросил один из бегемотов.
— Дженни Кавиллери — ответил ему Рэй. — Дохлая музыкантша.
— Я ее знаю, — сообщил второй из бегемотов. — У нее очень аккуратная попка.
Я проигнорировал реплики этих сексуально озабоченных грубиянов, взял телефон и понес его в свою спальню.
— Она играет в Обществе друзей Иоганна Себастьяна Баха, — сказал Стрэттон.
— А во что она играет с Бэрреттом?
— В «А ну-ка, отними!»
Хмыканья, хрюканье и гогот. Животные веселились.
— Джентльмены, — объявил я, выходя из комнаты, — а не пойти ли вам…
И я заслонился дверью от новой волны нечеловеческих воплей. Потом снял ботинки, завалился на кровать и набрал номер Дженни.
Мы разговаривали шепотом.
— Эй, Дженни…
— Да?
— Джен, что бы ты ответила, если бы я тебе сказал…
Я запнулся. Она ждала.
— Мне кажется, я в тебя влюбился. Наступило молчание. Потом, очень тихо, она произнесла:
— Я бы ответила… что ты мешок с дерьмом.
И повесила трубку.
Я не был ни расстроен, ни удивлен.
Во время игры с Корнеллом я получил травму. Правда, это произошло по моей вине. В одной крутой схватке я допустил досадную ошибку, назвав их центрального нападающего «трахнутым кэнуком» [6] . При этом я имел неосторожность забыть, что четыре члена их команды — канадцы и, как выяснилось, все четверо — лютые патриоты… Я получил не только травму, но и оскорбление, потому что меня же и удалили с площадки… На целых пять минут! Садясь на скамейку штрафников, я видел, как наш тренер рвал на себе волосы.
Ко мне подскочил Джеки Фелт. И только тогда я осознал, что вся правая сторона моего лица превратилась в кровавое месиво.
— Господи Иисусе! — повторял Джек, обрабатывая мою рану кровоостанавливающим карандашом. — Господи Боже мой, Олли!
Я спокойно сидел и молчал, тупо уставившись в пространство. Мне было стыдно смотреть на лед, где уже начали оправдываться мои самые худшие опасения: шайба влетела в наши ворота. Корнеллские болельщики визжали, ревели и свистели. Счет сравнялся. Теперь Корнелл мог преспокойно выиграть этот матч, а значит, и титул чемпиона Плющевой Лиги. Вот дьявол! А я отсидел еще только половину штрафного времени…
На противоположной трибуне среди немногочисленных гарвардских болельщиков царило угрюмое молчание. К этому моменту все зрители уже забыли обо мне, и лишь один не отрывал глаз от скамейки штрафников…
Там, по другую сторону ледяного пространства, сидел Камнелицый и бесстрастно наблюдал, как исчезают под пластырем последние капли крови на лице его единственного сына. О чем он думал? «Ай-яй-яй» или же что-нибудь в этом роде ?..
Возможно, Камнелицый по привычке предавался в этот миг самовосхвалению: оглядитесь вокруг — сегодня здесь так мало гарвардцев, но среди этих немногих — я. Я, Оливер Бэрретт III, крайне серьезный человек, занятый своими банками и разными прочими вещами, я все-таки нашел время приехать в Итаку, чтобы присутствовать на каком-то вшивом хоккейном матче… Это была наша последняя большая игра… И мы проиграли со счетом 3:6.