— Господи Иисусе, — сказала Дженни, кивая на портреты. — Выходит, что они построили пол-Гарварда.
— Это все ерунда, — сообщил я.
— Значит, ты и к Сьюэл Боут Хаус имеешь отношение?
— Да, я происхожу из древнего рода каменщиков. Длинный ряд портретов заканчивался стеклянной витриной. В ней хранились трофеи. Спортивные трофеи.
— Потрясающе! — воскликнула Дженни. — Ничего подобного я не видела, и, главное, они прямо как из золота и серебра.
— Они из золота и серебра.
— Боже мой! Твои?
— Нет. Его.
Общеизвестно, что Оливер Бэрретт III не был призером Амстердамской Олимпиады. Тем не менее, на его долю все же выпадали гребные триумфы. Иногда. Довольно часто. И теперь Дженнифер стояла, ослепленная блестящими свидетельствами этих побед.
— У нас в Крэнстоне есть Лига кегельбанщиков, но даже там такие штуки не вручают. — И тут она решила бросить камешек в мой огород. — А у тебя есть трофеи, Оливер?
— Да.
— Под стеклом?
— В моей комнате, под кроватью.
Тут Дженни вдруг превратилась в пай-девочку и прошептала:
— Мы на них потом посмотрим, угу? Не успел я проникнуться смыслом этого заманчивого предложения насчет прогулки в мою комнату, как нас прервали.
— А-а, привет!
Вот сукинсынство. Это был Сукин Сын.
— О, здравствуйте, сэр. Знакомьтесь, это Дженнифер…
— А, привет!
Я еще не успел представить его Дженни, а он уже тряс ей руку. И еще я заметил, что вместо традиционного Костюма Банкира на Оливере III был модный кашемировый джемпер. А каменное выражение лица он сменил на пакостную улыбочку.
— Пойдемте, я познакомлю вас с миссис Бэрретт. Для Дженнифер был припасен еще один трепетно неповторимый миг: знакомство с Элисон Форбс «Типси» Бэрретт [8] . Иногда с патологическим упрямством я старался представить себе, как могло повлиять на нее это школьное прозвище, не стань она волею судеб истово-добродетельной попечительницей музея. Неважно, что Типси Форбс так и не закончила Смит Колледж. Она сбежала со второго курса, получив от родителей восторженное благословение на брак с Оливером Бэрреттом III.
— Это моя жена, Элисон, а это Дженнифер.
Он уже узурпировал мое право представлять Дженни.
— Калливери, — добавил я, поскольку Камнелицый не знал ее фамилии.
— Кавиллери, — вежливо поправила меня Дженни, так как я неверно произнес ее фамилию. Первый и последний раз в моей проклятой жизни…
Моя мать и Дженни обменялись рукопожатиями, а также традиционными для нашего дома банальными любезностями. Все сели и замолчали. Я пытался понять, что происходит. Несомненно, моя мать присматривалась к Дженни, оценивая ее костюм (сегодня в ней не было ничего богемного), ее позу, манеры и произношение. Должен сознаться, что, хоть Дженни и старалась придерживаться самого изысканного политеса, ее родной Крэнстон давал о себе знать. Очевидно, Дженни тоже приглядывалась к моей матери. Говорят, что так поступают все девушки. Наверное, таким образом они лучше узнают парней, за которых собираются выйти замуж. Вероятно, приглядывалась она и к Оливеру III. Интересно, заметила ли Дженни, что он выше меня? А что она думает про его кашемировый джемпер?
Конечно, Оливер III, как водится, сосредоточил весь свой огонь на мне.
— Ну, как живешь, сын?
Для человека, окончившего Гарвард, он удивительно нудный собеседник.
— Прекрасно, сэр. Прекрасно. Заботясь о равномерном течении беседы, моя мать спросила у Дженнифер:
— Надеюсь, вы хорошо доехали?
— Да, — ответила Дженни, — хорошо и быстро.
— Оливер всегда ездит быстро, — вмешался Камнелицый.
— Готов спорить, что не быстрее, чем ты, отец, — парировал я.
Интересно, что он на это скажет?
— М-да… Полагаю, не быстрее. Смотри, не проспорь свою задницу, отец. Моя мать, которая всегда и во всем принимала его сторону, тут же перевела разговор на более отвлеченные темы — живопись, музыка… Впрочем, я не прислушивался. Через какое-то время в моей руке оказалась чашка чаю.
— Спасибо, — поблагодарил я и добавил: — Мы скоро уже поедем.
— Что-что? — пробормотала Дженни. Кажется, они говорили о Пуччини или еще о чем-то в этом роде и мою реплику сочли несколько неуместной. Моя мать взглянула на меня (уникальное событие!).
— Но ведь вы приехали на обед, не так ли?
— Э-э, мы не можем остаться, — сказал я.
— Именно так, — ответила Дженни почти одновременно со мной.
— Мне необходимо вернуться, — объяснил я Дженни совершенно серьезно.
Она бросила на меня взгляд, означавший: «Что ты такое несешь?» И тогда Камнелицый произнес:
— Вы остаетесь обедать. Это приказ. Даже наигранная улыбка не смягчила резкости его тона. Ну нет, такой фигни я не потерплю даже от финалиста Олимпиады.
— Мы не можем, сэр, — повторил я.
— Мы должны, Оливер, — проговорила Дженни.
— Почему?
— Потому что мне хочется есть, — ответила она. Мы сели за стол, покорные желанию Оливера III. Он низко склонил голову. Мать и Дженни последовали его примеру. Я тоже опустил глаза.
— Благослови нашу трапезу для нашего блага и нас для служения Тебе и помоги нам всегда помнить о нуждах и желаниях других. Об этом мы просим Тебя, во имя Сына Твоего Иисуса Христа. Аминь.
Господи Иисусе, я был просто раздавлен. Мог бы хоть сегодня не утомлять нас своим благочестием. Что подумает Дженни? Ведь это же какой-то пережиток Средневековья!
— Аминь! — произнесла моя мать. (Дженни тоже, очень тихо.)
— Свисток — мяч в игре! — сострил я. Никто не улыбнулся. А Дженни вообще отвела взгляд и стала смотреть куда-то в сторону. Оливер III быстро глянул на меня через стол.
— Очень жаль, Оливер, что ты хоть изредка не играешь в бейсбол.
Обед проходил не в полном молчании, благодаря замечательному дару моей матери поддерживать светскую беседу.
— Так, значит, вы родом из Крэнстона, Дженни?
— Частично. Моя мать из Фолл Ривер.
— Бэрретты владеют несколькими предприятиями в этих местах, — заметил Оливер III
— …веками эксплуатируя несчастных бедняков, — подхватил Оливер IV.
— В девятнадцатом веке, — уточнил Оливер III. Моя мать улыбнулась, очевидно, довольная тем, что ее Оливер выиграл эту подачу. Ну, нет уж!
— А как насчет планов автоматизации производства и сокращения рабочих мест? — отбил я мяч с лету.