— Вино просто изумительное, но я и так выпила больше, чем нужно. Как только я начинаю чувствовать, что у меня горят щеки, я знаю, что уже выпила достаточно.

— Какая разумная девочка!

— Женщина. — Она надменно вскинула бровь. — Благодарю за комплимент.

— Прошу прощения, но с этими пылающими щеками и такими сонными глазами вы действительно похожи на пятнадцатилетнюю девочку.

Она устало вздохнула.

— Я знаю. Это несчастье всей моей жизни. Ведь мне двадцать три. А вам?

— Тридцать три.

— Это большая редкость, чтобы человек в таком возрасте стоял во главе столь крупной и влиятельной фирмы, как ваша.

В ответ он слегка пожал плечами, но глаза его по-прежнему были устремлены на нее.

— Это то, к чему меня готовили, хотя я никогда не думал, что так скоро приму на себя обязанности главы фирмы. После смерти моих родителей совет директоров хотел разбить ее на отдельные предприятия, нарушить то единство, добиться которого стоило моему отцу огромных усилий. Я не мог допустить этого, и, к счастью, у меня хватило сил настоять на своем, но это было очень непросто.

Может быть, это ожесточило его, или он таким родился? Взгляд ее медленно скользнул по его лицу, пытаясь найти в его чертах то, что мгновенно производило такое впечатление на любого, кто его видел. Неужели это удивительное лицо, эти жесткие, хищные черты были когда-то по-детски округлы и мягки? Трудно было представить его ребенком. Неужели он мог смотреть на кого-то так же нежно, как на свою сестру?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«Непросто» было в этой ситуации типично английским выражением сдержанности. Кэндис удивленно подняла брови.

— Кажется, я что-то читала об этом в газетах. Насколько я помню, они писали, что все это больше напоминало войну, причем войну не на жизнь, а на смерть.

На лице Сола мелькнула улыбка, от которой по спине у нее пробежал холодок. Та же хищная, волчья улыбка.

— Что же, я люблю, когда мне бросают вызов, — негромко сказал он.

— А я — нет. Во всяком случае, не в такой форме, — проговорила она со страстной убежденностью в голосе. — Я предпочитаю тихую, спокойную жизнь.

Он усмехнулся. Усмешка была не из приятных, но то, что он сказал дальше, звучало не без юмора.

— Вздор! У вас такой взгляд… Как бы вы ни старались спрятать его, так застенчиво опуская ресницы.

— Какой? — Искренне озадаченная его словами, она допустила неосторожность и посмотрела ему прямо в глаза. Они смеялись.

— Дерзкий. Как у самого настоящего пирата! Скажу больше, у вас очень упрямый рот. Почти невозможно поверить в то, что вы хотите тихой, спокойной жизни.

— Скоро вы договоритесь до того, — сказала она с усмешкой, необъяснимо вдохновленная его словами и тем, что, произнося их, он, не отрываясь, смотрел на ее губы, — что станете утверждать, будто верите во френологию!

— Это потому, что я сказал, что у вас дерзкий взгляд? Я всегда считал, что френологи определяют характер человека по шишкам на голове!

— А некоторые из них — по ртам! — парировала она.

— Значит, вы не любите, когда вам говорят, что вы вспыльчивы и импульсивны? Интересно, почему? Еще несколько минут назад вы говорили мне, что хотели бы быть похожи на моего дерзкого и отчаянного предка, и собирались плавать по неоткрытым морям!

Она бросила на него беспокойный взгляд. Он по-прежнему улыбался, от души веселясь тому, как ловко он заманил ее в ее же собственную ловушку.

— Ну хорошо, — произнесла она с напускной небрежностью, — вы правы, хотя я бы сказала, что, столкнувшись с реальностью двадцатого века, моя романтическая страсть к свободе, кажется, несколько поутихла.

Он негромко засмеялся. В это время в дверях с подносом в руках появилась Айлу. Она величественно проплыла в комнату, поставила поднос на стеклянный столик, стоявший перед Кэндис, и сказала:

— Ваша одежда готова, мадам. Я оставила ее в ванной комнате.

— Благодарю вас. — Кэндис еще раз улыбнулась, но в ответ встретила все ту же холодную почтительность, которая словно ледяной водой окатила ее несколько часов тому назад. — Интересно, почему я ей так не нравлюсь? — задумчиво спросила она, как только Айлу скрылась в дверях.

— А вам бы хотелось нравиться всем?

Она пожала плечами.

— Во всяком случае, я не в восторге, когда так явно выражают свою неприязнь.

— Айлу приходится иметь дело с такими особами, которые готовы на все, только бы попасть сюда. Так что вы должны простить ей, что она и к вам относится с подозрением. Может быть, вы нальете нам кофе?

Эта просьба скорее напоминала приказ. Кофейник был тяжелый, и, разливая кофе, она низко склонилась над чашками, чтобы скрыть свои пылающие щеки. Конечно, у Айлу есть все основания для того, чтобы быть подозрительной. Да, лично у нее нет никаких коварных замыслов в отношении Сола, но зато есть вполне определенная причина для того, чтобы вторгаться в его личную жизнь.

Он пил довольно крепкий кофе, с молоком и без сахара. Когда с кофе было покончено, она решительно встала:

— А теперь мне пора. Могу я вызвать по телефону такси?

— Не беспокойтесь. Обратно вас отвезет мой шофер.

— Нет, нет, — смутилась она. — Честное слово, я вполне доберусь сама.

— Но вы же остались здесь по моей просьбе, — насмешливо подчеркнул он. — Не беспокойтесь, это не займет у него много времени.

Она нехотя согласилась, выходя за ним в сумрак наступившего вечера. К дому подкатила машина. Высоко в черно-синем небе стояла луна, сияя среди алмазной россыпи Млечного Пути, словно огромная жемчужина. Рыбаки, вышедшие в лагуну на ночной промысел, расставляли сети и издалека были похожи на светлячков. Тонкие силуэты скал казались удивительно белыми на фоне чернеющего океана. Зрелище было настолько захватывающе-прекрасным, что внутри у нее все замерло от восхищения.

— Это был чудесный день! — сказала она в порыве восторга. — Благодарю вас, вы были очень добры.

— Я рад. — Это прозвучало так, словно он и вправду был рад.

Всю дорогу, пока они ехали до ее отеля, Джил не проронил ни слова и, открывая перед ней дверцу машины, ответил на ее улыбку с той же отстраненной вежливостью, что и Айлу. В конце концов, охрана на то и охрана, чтобы не доверять, внушала она себе, входя в отель и забирая со стойки ключ.

— Как вы провели день? — непринужденно поинтересовалась дежурная.

— Чудесно. Спасибо.

— Я слышала, это чудное место.

Получив в ответ на свой удивленный взгляд многозначительную улыбку, Кэндис проклинала румянец, горячей волной заливавший ее щеки.

— Да, место чудесное, — ответила она сухо и поспешно пошла к себе.