Внутри копошились несколько маленьких котят, которые в упоении раздирали подаренную Марьей Степановной шляпку. Маленький разбойник залился сатанинским хохотом. Когда только он успел провернуть свою шкоду? Лидия Антоновна постаралась взять себя в руки. Она осторожно, двумя пальцами, вытащила котят одного за другим из саквояжа – это было очень трудно, потому, во-первых, что с детства она кошек не переносила, у нее была к ним идиосинкразия, и во-вторых, потому что котята были очень шустрые, все время выворачивались и норовили зацепить руку крошечными коготками и острыми, как шильца, зубками.
Избавившись от котят, она с грустью осмотрела остатки шляпки. Что ж, если кое-где побольше стекляруса, а сверху прикрыть искусственным цветочком, таким голубеньким, у нее остался один… может быть, еще и можно будет поносить.
Лидия Антоновна мужественно посмотрела на своего малолетнего мучителя, гордо выпрямила спину и пошла прочь.
На углу напротив дома подрядчика стоял венгерец-шарманщик в яркой куртке с уродливыми, нескладно пришитыми бранденбурами. Он крутил ручку шарманки и фальшиво напевал: «Чемчура-чура-ра…» Ужасное его пение резануло пианистический слух Лидии Антоновны. Она чуть заметно поморщилась и прибавила шагу.
Ей так и так нужно было торопиться: в кафе «Каприз» она должна была обязательно поспеть ровно к пяти часам. В это время у них выступала француженка шансонетка Жюли, пела там две неизменных песенки, и Лидия Антоновна ей аккомпанировала. Жюли была славная девушка, до всех этих неприятностей ее звали Настя, и была она горничной в доме Ивана Антоновича, Лидочкиного брата. Здесь, в Константинополе, у нее неожиданно прорезался голос, а французский она понемножку выучила с Ванечкиными детьми, а потом очень усовершенствовала с французскими моряками в Одессе. Хорошая девушка, встретила Лидию Антоновну и пригласила играть в кафе, жаль, немного, – все остальное время у них играл румынский оркестр.
Лидия Антоновна успела вовремя, отыграла свое и пошла на кухню. В кафе ей не платили, а только кормили за работу, но это тоже было очень хорошо. Лидия Антоновна как раз вспомнила, что еще ничего сегодня не ела и очень голодна.
Повар в «Капризе» – очень славный человек, большой и черный, родом из Марокко. Он хорошо говорил по-французски и почему-то жалел Лидию Антоновну, все время подкладывал ей еду и обязательно оставлял что-нибудь вкусное. Вот и сегодня он приберег для нее замечательное полосатое бланманже. Они с марокканцем немножко поболтали, и у Лидии Антоновны стало легче на душе. Хорошо, она вовремя спохватилась – пора было уже бежать в синематограф.
В синематографе «Лидо» были невысокие требования к исполнительскому мастерству – надо было только посматривать на экран, чтобы, не дай Бог, не сыграть марш во время любовной сцены или венгерский танец во время похорон, но играть надо было долго и очень громко, чтобы перекрыть шорох разворачиваемых кульков со сластями и разговоры зрителей. Сегодня первым номером шла фильма «Тысяча и одна ночь», очень интересная и художественная. Страшные смуглые арабы в полосатых шальварах свирепо вращали глазами, размахивали кривыми саблями, залезали в огромные кувшины. Отрубленные головы катились, как тугие капустные кочаны.
Лидия Антоновна по какой-то странной ассоциации вспомнила детство, елку, домашний маскарад, на котором она была одета пажом, а брат Ванечка – мушкетером в небесно-голубом плаще с нашитым красивым крестом… В темноте можно было не заботиться о своем лице, и Лидия Антоновна немножко погрустила, но когда по щеке поползла слезинка, она решила, что это неудобно – хоть и темно, а неприятно, и вытереть нельзя – руки заняты.
Вторая фильма была из русской жизни, «Братья Черномазовы». Эта картина была немного странная: люди ездили в каретах, запряженных медведем, на балу во дворце господа танцевали в косоворотках и смазных сапогах, а посредине бальной залы стоял огромный самовар, из которого все по очереди пили. Старого представительного князя за какой-то проступок пороли на площади розгами. Лидия Антоновна очень всему этому удивлялась, но зрителям нравилось – видимо, никто из них не бывал в России.
Когда работа закончилась и Лидия Антоновна вышла на улицу, было уже темно. Она не беспокоилась: брать у нее было нечего, сама она интереса для злых людей не представляла – возраст не тот, да и внешность, а кроме всего прочего, давно уже привыкла ходить в одиночку по ночным константинопольским улицам.
Но сегодня что-то было не так, как обычно.
Позади время от времени слышались ей чьи-то шаги. Стоило остановиться, чтобы прислушаться, как шаги эти замирали, а как только она шла вперед – странные шаги возобновлялись. Лидия Антоновна не то чтобы испугалась, но удивилась: кому она нужна?
Из другого синематографа, «Парадиз», высыпала толпа поздних зрителей. Некоторое время можно было идти вместе с ними, так было спокойнее, но потом все понемножку разошлись в разные стороны, и Лидия Антоновна снова осталась на улице одна.
И тогда позади нее опять зазвучали эти шаги.
Она прибавила ходу, но шаги за спиной продолжали слышаться. Теперь ей стало уже немножко неприятно, а если уж начистоту – так просто страшно. Хотелось остановиться, обернуться и сказать: «Ну зачем вы меня преследуете? Что вам может быть нужно от меня? Вы видите, какая я бедная, немолодая и некрасивая, зачем вы меня пугаете?»
Но это было бы так неудобно – заговорить вдруг на улице с незнакомым человеком… Да и страшно – кого вдруг увидишь, обернувшись?
Лидия Антоновна едва ли уже не бежала. Улица пошла вверх, идти стало трудно, не хватало дыхания.
Вдруг впереди показалась крупная мужская фигура. Лидия Антоновна мысленно взмолилась о помощи. Она готова уже была попросить этого незнакомого человека, чтобы он проводил ее, защитил от страшных шагов за спиной… И тут она увидела, что это же знакомый. Она узнала крупный неловкий силуэт и развалистую походку марокканца Жана, повара из «Каприза». Она обрадовалась ему, как родному, окликнула:
– Мосье Жан!
Марокканец тоже обрадовался встрече. Лидии Антоновне неудобно было рассказывать ему о своих глупых женских страхах, но мосье Жан настоял на том, чтобы проводить ее до дому. Тайком обернувшись, Лидия Антоновна никого на улице не заметила и подумала, что, наверное, на старости лет ей начинает мерещиться черт знает что. В самом деле, кто может преследовать ночью ее, такую немолодую, некрасивую и бедную. Наверняка, эти шаги просто послышались ей… Подойдя к своему дому, она подумала, что следовало бы пригласить мосье Жана на чашку чая, но тут же вспомнила о квартирной хозяйке, которая, конечно, будет очень недовольна… К тому же дома у нее ничего нет, чем можно угостить приличного черного господина. Но мосье Жан, видимо, и сам не захотел причинять ей неудобства и весьма деликатно откланялся.
Лидия Антоновна, стараясь не шуметь, поднялась в свою маленькую комнатку, разделась, легла в узкую холодную постель. Хоть она и чувствовала себя усталой, сон не шел к ней. Она думала о своей жизни.