– Виданое ли дело! – буркнул себе под нос Саенко. – С дороги не умывшись, не поевши, опыты над покойником устраивать… Однако вышел и вскоре вернулся с вещами полковника, которые наконец привез медлительный татарин. Открыв саквояж, Горецкий вынул оттуда мензурку, пузырек со спиртом и несколько пакетиков с порошками. Поставив мензурку на край стола, он влил в нее немного спирта и подсыпал содержимое трех пакетиков. Подняв взгляд на Бориса и Юлию Львовну, которые наблюдали за ним как зачарованные, Аркадий Петрович сказал:
– Я не буду утомлять вас химическими подробностями своего эксперимента, скажу только, что полученный мной состав не изменит своего цвета, вступив в реакцию с обычной трупной тканью. Однако в том случае, если трупная ткань содержит алкалоиды, близкие стрихнину, к каким относится яд кураре и священный яд тунгусских шаманов, мой состав изменит цвет на красновато-бурый.
С этими словами Горецкий слегка отогнул металлическим шпателем губу трупа и капнул на ее слизистую поверхность бесцветную жидкость из мензурки. Двое зрителей затаили дыхание. Капля жидкости на губе мертвеца запузырилась, будто вскипела, и отчетливо окрасилась в красно-бурый цвет.
– Что и требовалось доказать, – профессорским тоном произнес Аркадий Петрович, выпрямляясь и поправляя пенсне.
Юлия Львовна перевела дыхание и вполголоса проговорила, обращаясь к полковнику:
– Вы утверждаете, что покойного Стасского отравили этим самым ядом?
– Я уверен почти на сто процентов.
– И яд, насколько я знаю, действует на организм человека очень быстро? – настойчиво спрашивала она.
– Да, от пяти до пятнадцати минут, это зависит от индивидуальных особенностей организма.
– Очень интересно, – встрепенулся Борис, – вчера вечером мы все находились вместе примерно полчаса до смерти Стасского, и все видели, что он ел и пил, вернее, кажется, он только пил вино… – Но ведь это значит… это значит, что его убил один из тех, кто находился вчера в этой комнате… один из нас! – воскликнула Юлия Львовна.
В глазах ее Борис заметил не испуг, а сильное удивление.
В дверях появились капитан Сильверсван и лейтенант Ткачев.
– Что с вами, Юлия Львовна? – спросил капитан. – Вы словно привидение увидели! Впрочем, это неудивительно, когда в доме покойник.
– В доме не просто покойник, – сдавленным, но в общем спокойным голосом произнесла Юлия Львовна, – полковник Горецкий утверждает, что Стасский убит… отравлен, и, следовательно, один из нас – убийца.
Увидев стоящего возле стола Горецкого, моряки представились ему. Полковник сообщил им о своих наблюдениях и о результате химического эксперимента.
– Скажите, господин полковник, – с ноткой сарказма в голосе поинтересовался Ткачев, – а вы всегда возите с собой портативную химическую лабораторию или, направляясь к нам, вы ожидали найти здесь удобный повод для проявления своих специфических талантов?
Нисколько не смутившись, Горецкий ответил:
– У каждого человека могут быть свои собственные интересы, то, что его занимает. Англичане называют это «хобби». Я, например, знаю одного боевого генерала, очень смелого и достойного человека, который постоянно возит с собой альбом редких марок и разглядывает их в свободное время. А сам я, видите ли, увлекаюсь криминалистикой… – Любите, значит, в свободное время расследовать преступления, – с прежним сарказмом вставил Ткачев, – долгими зимними вечерами… – Лейтенант, что вы, право, – прервал его Борис, – смею вас уверить, это большая удача – то, что господин полковник оказался здесь. Аркадий Петрович поможет нам разобраться в этом ужасном происшествии, иначе мы будем подозревать друг друга и вздрагивать от каждого шороха… – Да, господин полковник, – вступил в разговор Сильверсван, – если бы убийство произошло на корабле, обязанность произвести расследование легла бы по закону на меня, как на капитана, но сейчас мы на суше, и вы – старший по званию. Кроме того, вы юрист, так что вам и карты в руки. Но… – капитан Сильверсван оглядел присутствующих, – мы все, конечно, очень доверяем познаниям полковника Горецкого.
И все же как-то не верится, что вчера в этом доме произошло убийство, да еще таким изощренным способом. Отравить офицера ядом! Это когда все вокруг буквально обвешаны оружием! Ну, допустим, все же вы правы. Но не разумней было бы похоронить поручика Стасского как можно скорее, потому что день обещает быть жарким, – прошу прощения, сударыня, за неприятные подробности. – Сильверсван повернулся к Юлии Львовне, но она устало махнула рукой – не извиняйтесь, мол, капитан, я в лазаретах и не такое видела. – Похоронить поручика и начать заниматься своими непосредственными делами, – продолжал Сильверсван, – которых у всех нас отыщется множество, как, впрочем, и у полковника.
– Господин капитан, – медленно проговорил Борис, – вы что же, против расследования, вам есть что скрывать?
Сильверсван поморщился чуть заметно и ответил:
– Мое личное мнение не будет играть особой роли, если каждый из нас выскажется, хочет он этого расследования или нет. Если все согласятся, я присоединюсь к большинству. Так каково ваше мнение, господа?
Ответом ему было тягостное молчание.
– Не хочу показаться неблагодарным, – начал Ткачев, – но, как совершенно справедливо заметил капитан Сильверсван, у каждого из нас есть свои собственные дела. Однако мне почему-то кажется, что расследование не займет слишком много времени. Полковник распорядится быстро. Покойный Стасский умел наживать себе врагов.
– Именно поэтому будет трудно разобраться, кто же виноват, – вставил Борис.
– Я, господа, доверяю полковнику Горецкому, я знаю его давно и считаю, что на свежий взгляд легче разобраться в происшедшем. А дел у нас особенно никаких и нет. Мы с Колзаковым свободны до пяти часов, пока красные не начнут обычного артиллерийского обстрела, а ваша канонерка окончательно повреждена после вчерашнего, так что вам бы нужно уезжать отсюда по суше, но на день можете задержаться. Юлия Львовна, вы поддерживаете мою просьбу о расследовании?
– Ну, разумеется, – рассеянно ответила она, ни на кого не глядя и думая о чем-то своем.
Борис даже обиделся немного, потому что после прошлой ночи Юлия не проявляла никак своего отношения к нему, держалась подчеркнуто равнодушно.
Разумеется, он не требует, чтобы она при всех бросалась к нему на шею, но хоть теплый взгляд бросить украдкой она может?
– Стало быть, все уладилось, – оживился Ткачев, – просим, полковник, задавайте свои вопросы.
– Хорошо. – Горецкий обвел взглядом окружающих и снял пенсне. Лицо его при этом сделалось суровым и решительным. – Как я понимаю, сейчас здесь присутствуют все участники вчерашней неудавшейся вечеринки, за исключением капитана Колзакова.
– А это как раз очень странно, потому что именно Колзаков вызывает наибольшие подозрения, – воскликнул Ткачев. – Вы, господин полковник, поймите меня правильно, у меня лично Николай Иванович не вызывает никаких отрицательных эмоций, но факты… факты говорят сами за себя.