Но, с другой стороны, если там все разделены по делам своим, то и там нам с нею не увидеться. Она в раю будет, а я — известно где. За все мои фокусы мне уже давно там сковородочка персональная приготовлена. И начищает ее какой-нибудь чертяка хвостатый, а сам посматривает в мою сторону и ухмыляется. Дескать — давай, давай, навороти еще чего-нибудь. А как ко мне попадешь, то вот тут-то я тебе все и припомню, за все ответишь.
Оказавшись в Нью-Йорке, я очень быстро понял, что в Штатах без машины я буду как черепаха на крышке рояля. Сняв скромную квартирку в Бруклине, где русских больше, чем айзеров на Кузнечном рынке, я первым делом купил себе телегу Нормальная такая скромная «Хонда Сивик». Небольшая, но комфортная и быстрая, как понос.
На следующий день я отправился в Лайсенс Бюро, чтобы стать полноправным американским водителем. Вообще-то наши тут часто ездят и без прав, потому что американские копы предпочитают не связываться с безбашенными русскими, которые непринужденно разъезжают на машинах, приняв по восемь смертельных доз алкоголя, но, как сказал один человек, береженого бог бережет. Не помогло, правда…
Подхожу я к Лайсенс Бюро и по привычке начинаю думать о том, как буду усатому мордатому менту взятку давать. А о чем еще может думать обычный русский водитель? Жадные взяточники, грязный, как совесть гаишника, предбанник, очереди, запахи…
Конечно же, ничего подобного.
Вхожу в совершенно пустой офис и говорю:
— Привет, девочки! Хочу права!
Они говорят:
— Легко! Ах, какая у вас хорошая рубашечка! А вы правила знаете?
Я отвечаю:
— А как же!
— Ну, тогда пожалуйте сюда. Подхожу.
— Суньте, плиз, ваше рыло в этот ящик. Сунул.
— А где лампочка горит?
— Справа!
— А теперь?
— Слева!
— Спасибо. Ах, какое у вас железное здоровье! И дают мне анкету. В анкете десять вопросов, на каждый три варианта ответов. И вопросики эти прямо для идиотов написаны.
Вот, например, если я вижу человека с белой тростью, то кто это?
И три ответа присобачено — глухой, хромой и слепой.
Ну, блин, то ли американцы такие тупые, то ли я умный, как профессор, а может, специально все так просто, чтобы любой мог сдать экзамен…
В общем, на анкету у меня ушло минут пять. Сдал ее девочкам.
— Ах, какой вы умный! Приходите завтра в двенадцать сдавать вождение.
Прихожу на следующий день в двенадцать.
Опять один. Никого нету. Весь курятник квохчет вокруг меня.
Выходит чернокожий офицер женского пола. Такая маленькая, вся в черном, в фуражке, увешана блестящими штуками, прямо как в «Полицейской академии».
Садимся в машину, объезжаем квартал и через три минуты возвращаемся на то же место. Она тискает мне на бумагу рельефную печать без чернил и снова отправляет к девочкам.
Они сажают меня перед другим ящиком, советуют улыбнуться и показывают, как это делается. Я улыбаюсь, как деревенский жених, происходит вспышка, и на мониторе компьютера появляется изображение моих прав. Девочка редактирует картинку, делает нос побледнее, вставляет красивые блики в зрачки и нажимает Главную Кнопку.
Третий ящик урчит, и из него вылезают мои права.
— Ах, какой вы красивый, — говорят девочки, — с вас тридцать четыре пятьдесят.
— Спасибо, — отвечаю я, расплачиваюсь и ухожу.
И когда выхожу на улицу, то чувствую себя обманутым. Что-то не так. Больно все просто. Ни взяток, ни поганых морд, ни ожидания, ни унижения… Не верю. Но приходится.
И теперь я точно знаю, что если потеряю права, то приду в любое Лайсенс Бюро Америки и гордо скажу:
— Я потерял права.
Они введут мою фамилию в компьютер и на мониторе появится изображение моих прав. Они нажмут Главную Кнопку и скажут:
— Ах, какой вы умный! С вас шесть пятьдесят. Да-а…
В общем, деньги у меня есть, машина есть, жилье есть, вроде все есть. Но, как говорится, если все есть, то в конце концов этого оказывается мало. А мало мне того, что хоть и есть у меня виза, но действует она всего лишь полгода. А что дальше? А неизвестно.
Так что надо бы подсуетиться с документами.
Да и вообще, с теми документами, которые у меня сейчас имеются, может мне выйти большой геморрой. Ведь по паспорту российскому, да и по правам американским, которые тут вместо паспорта конают, я — Василий Семенович Затонский. Для америкосов я — Бэзил, а для простых русских американцев — Василий или просто Вася.
А имечко это мне в наследство от Арцыбашева с Саньком досталось. Так что я у них там, если надо — человек реальный. Вот и получается, что нужно мне соорудить весь комплект американских документов, чтобы найти меня было как можно труднее. А лучше всего — невозможно.
И для этого придется снова выходить на местную русскую братву и тереть с ними на эту тему. Слышал я краем уха, что за двадцать тысяч гринов можно сделать такие документы, что любо-дорого. Причем не фальшивые, а самые натуральные. Официальные пути для этого, понятное дело, имеются, и стоит это около десятки. А еще десять — за то, чтобы это было сделано быстро. Вот и получается двадцать. А по мне — так хоть пятьдесят, лишь бы все было тип-топ.
Но вот проблема в том, что выход на этих чиновников опять же не через тетю Розу, а через братков русских, которые тут на Манхэттене, да и вообще в Америке, чувствуют себя не хуже, чем на Невском или на Тверской. И тему с документами для русских желающих держат крепко. Так что хошь не хошь, а засветиться придется.
А там всякое может случиться. Может, Стилет меня в розыск поставил наподобие КГБ, то есть — с описанием моей внешности, с фотографиями, короче, все как положено. Сейчас ведь не дремучее советское время, и братва не с ножичками по темным дворам бегает, а нормально сидит перед компьютерами в офисах. А если так — то получается, что появляться в русском обществе для меня небезопасно. Особенно — перед братвой. Приду я к ним, а мне скажут, как уже сказали однажды — Знахарь пришел, сам пришел! А мы-то тебя ждем не дождемся! Ну, тогда иди сюда, разговорчик есть интересный.
И снова начнется вся эта тягомотина противная. И не только противная, но и опасная. Вот и получается, что хоть я и в Америке этой хваленой, а ничего для меня по большому счету не изменилось. И то спокойствие, которое я испытывал первые дни после приезда сюда, потихоньку испарилось, и теперь я снова, как и раньше в России, хожу с оглядкой, ложусь с опаской, встаю с тревогой.
Точно!
Я понял — именно тревога стала моим основным ощущением в последнее время. И каждый мужик, который посмотрит на меня чуть внимательнее, чем остальные, кажется мне соглядатаем то ли ФСБ, то ли Стилета. И я постоянно готов то ли броситься бежать, то ли начать убивать голыми руками. И каждый араб для меня теперь — посланник от хозяев сундучка с бриллиантами. Черт его знает, что могут сделать эти отмороженные арабы, которых в Нью-Йорке не меньше, чем у нас хачиков на рынке. Вот вчера, например, выхожу из машины на Тридцать пятой улице лимонада купить, вдруг рядом резко останавливается открытый «Бьюик», а в нем два араба. Классические такие чурки южные с черными усами. Остановились и на меня смотрят. У меня аж очко сжалось. И даже пистолета нет. А к ним подходят еще двое, и по-своему — гыр-гыр-гыр! А потом передали тем, что в машине, какой-то сверток и отвалили. А я стою, как дурак, и только мурашки пересчитываю.