– Знаете, – улыбнулся Понизовский ей в ответ, – если бы я каждый раз, как слышу фразу «Вы ничего не докажете», получал по десять копеек, я бы уже озолотился. Давайте вспомним эпизод четырехлетней давности. Вы сдали сына в Дом малютки.
– Сколько можно попрекать? У меня было безвыходное положение. Меня пригласили с театром на гастроли, а Полька укатила в командировку.
– В доме оставалась еще няня, но ее вы предусмотрительно услали в отпуск.
– Полька меня вечно пилит, что я Галюсе отдохнуть не даю. Нет, я не понимаю, какие ко мне претензии? И то я делаю не так, и это не так!
– Вы отослали ее в отпуск, а сами собирались заниматься ребенком? – с невинным видом уточнил Понизовский. – Одна?
– Ну да. Кто ж знал, что подвернется приглашение в Питер?
– И по возвращении из Питера вы собирались забрать сына домой?
– Разумеется.
– Позвольте вам не поверить. Вы удалили из дома все детские вещи, включая мебель.
– А это кто может подтвердить? – ехидно спросила Нелли.
– Помимо вашей дочери и Галины Романовны Обуховой? Я могу подтвердить. Именно я вместе с Линой покупал для вашего сына новые вещи. Включая мебель.
Глаза у Нелли забегали, но она нашла выход из положения.
– Они потребовали все. Эти, из Дома ребенка.
– Нелли Леонидовна, давайте я сэкономлю время нам всем. Вы оставили в Доме ребенка письменное согласие отдать сына на усыновление. Если бы Полина не вернулась вовремя, он мог бы жить уже в Америке. Ваше заявление, отказ от прав и прочие документы у меня. Я забрал их из Дома ребенка вместе с мальчиком. Хотите судиться? Ваше право, но предупреждаю: я предъявлю эти документы в суде.
Нелли тяжело задышала.
– Это была минута слабости. Они на меня надавили. Сказали, что в Америке ему будет лучше. Что его с руками оторвут: не больной, из семьи, без дурной наследственности.
– Не могу представить такую минуту слабости у моей матери. Да и вообще ни у одной нормальной матери. Уважающие себя женщины дерутся за своих детей как тигрицы. Когтями и зубами. Впрочем, это будет суд решать. Но фон, должен вам сказать, очень для вас неблагоприятный. Предлагаю другое. Вы хотели отдать ребенка на усыновление? Отдайте его вашей дочери. Пусть она будет официальным опекуном.
– И алименты тоже ей пойдут? Вот вам! – И Нелли, забыв, что она графиня, утонченная светская дама, показала адвокату кукиш.
– Это трудно занести в протокол, но я постараюсь, – невозмутимо ответил Понизовский. – Советую вам подумать хорошенько. Мы ведь можем довести до сведения отца ребенка, что его сын проживает не с матерью и алименты до него не доходят. Суд вы проиграете, – добавил он, не давая Нелли возразить. – Очень не советую даже пробовать, потому что вам придется оплатить как минимум судебные издержки. Предлагаю решить дело миром. Просто подпишите заявление о передаче опеки над сыном вашей дочери.
И Понизовский протянул Нелли заранее составленный документ.
Она не удостоила его даже взглядом. Вскочила и метнулась вон из кухни, не попрощавшись. Лина пошла проводить ее в прихожую. Нелли, не глядя на дочь, выскользнула за дверь. Каблуки зацокали вниз по лестнице.
– Не нравится, мне это, не нравится, – нахмурился Понизовский, когда Лина вернулась в кухню. – Зачем она приходила? Ясно, что ребенок – только предлог. Лина, вы меня простите, но я советую вам осмотреться, все ли на месте.
– От Нельки, конечно, всего можно ждать, но это чересчур даже для нее. Ладно, давайте посмотрим. В детскую она не заходила, это рядом с кухней, мы бы слышали.
– И все-таки, – стоял на своем адвокат.
– Хорошо. – Лина отворила дверь в детскую и огляделась. – Вроде все в порядке. Табаком не пахнет.
– Посмотрите внимательнее, все ли вещи на месте, – повторил Понизовский.
– Да, на месте. Здесь никто ничего не трогал, с тех пор как я утром убрала.
– Да, а где Галюся? – спохватился он.
– Думаете, она Галюсю похитила? – засмеялась Лина. – Я Галюсю на строительный рынок отправила, за краской. Специально, чтобы она с Нелькой не встречалась. Галюся при ней ужасно нервничает. Мы ремонт затеяли в квартире Лидии Григорьевны.
– А ну-ка давайте посмотрим в той квартире, – предложил Понизовский. – Она же выходила на площадку!
– Там заперто, Павел Михайлович. Ладно, если хотите, пойдем посмотрим.
– Сначала здесь. В вашей комнате.
Тут уж самой Лине стало тревожно: компьютер! Она опрометью кинулась в свою комнату, но компьютер тихо и мирно стоял на своем месте. Закрытый. Лина огляделась. Все остальные вещи тоже, похоже, никто не трогал.
– Проверьте свою сумку.
Сумка лежала в прихожей на подзеркальном столике. Паспорт, бумажник, пачка бумажных носовых платков, пара запасных очков…
– Все здесь.
– Ключи?
Ключи висели на гвоздике у двери. Лина терпеть не могла автоматически захлопывающихся замков, всегда у нее были только такие, которые надо закрывать и открывать ключом. Но она никогда не оставляла ключ в двери: мало ли что? У Галюси свои ключи, приходит и уходит, когда ей нужно. А если ключ вставлен изнутри, как ей открыть снаружи? Звонить? А если у детей тихий час?
– Вот они, на месте.
– Зайдемте в ту квартиру.
– Ладно.
Лина покорно взяла ключи, выпустила Понизовского, заперла с другой стороны. Поднялась по короткой лесенке наверх, открыла дверь в квартиру Лидии Григорьевны.
– Видите, здесь никого нет. Никто не входил.
– Вы все ключи носите на одной связке? – спросил Понизовский.
– Да, так удобнее. Тяжеловато, конечно, но я привыкла. А вот и Галюся возвращается.
Галюся вернулась не одна, а с кавалером, мужчиной лет пятидесяти. Он тащил в обеих руках по большому пластиковому ведру с белой эмульсионной краской, а она безуспешно пыталась отнять у него одно из ведер, приговаривая:
– Отдай… Тяжело же…
Понизовский бегом спустился на один пролет и перехватил ведро.
– Давайте я вам помогу.
– Спасибо. Да мы уже почти пришли. – Освободившейся рукой мужчина вытер пот со лба.
– Мне не дал нести, – пожаловалась Галюся. – Ой, здравствуйте, – сказала она, узнав Понизовского. – Случилось что-нибудь?
– Да вроде пока нет, – улыбнулся он.
Сделали еще одну ходку вниз за краской. На этот раз адвокат со слесарем принесли все.
– Давайте я вас хоть чаем напою, – предложила Лина.
– Нет, спасибо, я пойду. Если что-то случится, сообщите мне немедленно.
– Хорошо. Спасибо. Вы уверены, что я вам ничего не должна?