– Пока я жива, буду рядом, – успокоила бедных благородных беглецов Лена.
И только сейчас кольнула ее мысль об Афанасии. Вот ведь не созвонились ночью. Уснули, видно. А сейчас еще слишком рано. Они деликатные, побоятся беспокоить. Ну, ничего. Вот отправятся они с дедом в путь, она тут же их известит.
Ну что ж, пришла пора убивать деда своей красой.
От поставленной задачи на лице ее засияла загадочная улыбка. Давно ей не было так весело. Вот ведь пустячок, а приятно.
Она тихонько, на цыпочках, чтобы не стучать каблучками, вышла из ванной, вынесла свою драгоценную ношу, поставила у стены, на виду.
Дед стоял спиной к ней, на стол накрывал, напевая что-то знакомое. И вообще – еще раз отметила она – все тут ощущалось ею как знакомое, не раз виденное. Особенно удивительной красоты печки в изразцах. Одна находилась у стены недалеко от входа и, очевидно, обогревала и ванную. Вторая, круглая, располагалась по центру, исполняя еще и роль опоры. Третья, которую предстояло еще разглядеть, виднелась в дальнем углу, неподалеку от широкой деревянной кровати. Изразцы ближней печи явно изготовили пару веков назад. Подлинные изразцы явно наверняка целое состояние стоили. Как, впрочем, и каждый предмет в этой странной избе.
Где же она это все видела? Вот бы вспомнить.
Дед, почувствовав чужое присутствие, прервал свое веселое пение и оглянулся на приближающуюся к нему Лену.
Тут-то она и насладилась произведенным эффектом!
Ему определенно и в голову не пришло сравнивать уползшую помыться чумазую бабку с милой красавицей, приближающейся сейчас к заботливо накрытому им столу.
– Ты кто? – спросил он настороженно. – Ты откуда?
Взгляд его метнулся к входной двери – не открыта ли, – потом снова остановился на незнакомке, чудом оказавшейся в его хоромах.
Лене захотелось его успокоить. Главное – непонятно, как себя назвать. Они ж друг другу пока и не представились. Ну, что ж. Придется называться, как получится.
– Я – бабка, бабуля, та самая, – в голосе ее звенело лукавство.
Давно она не чувствовала себя такой удивительно красивой. Ничего, что никто сейчас не видит ее во всем великолепии. Старый дед не в счет. Но – пусть хоть он полюбуется, ему полезно. Не будет кого попало бабками обзывать.
Старик между тем очень недоверчиво сверлил ее взглядом. Лена давно на примере собственных родителей заметила, что старые люди становятся чересчур недоверчивыми. Хотя о деде этого не скажешь. Ведь подобрал же он бабку на дороге, в дом свой доставил. По собственной доброй воле. Бабку не боялся. А тут…
– Не может быть! – сказал наконец дед. – Быть того не может, чтоб это ты была!
– Я! Я это! Просто платок, пыльник на мне был. Лицо вот отмыла. Вместо сапог туфли.
Она, совершенно неожиданно для самой себя, покрутилась перед изумленным дедулей, как девчонка перед первым свиданием у зеркала.
– Слышь! – отреагировал дед печально. – Ты ж вполне ебабельная баба! Очень и очень! Что ж ты под яблоко сморщенное косишь? Зачем? Бабкой чего прикидываешься? Прячешься от кого, что ли?
Умный дед какой! Надо же! Прямо в корень вперился мысленным взором!
Лена даже не обиделась на мерзкое определение самой себя, вылетевшее из уст чудно́го деда. «Ебабельная баба» – ишь ты, как сейчас говорят о Прекрасной Даме. О Незнакомке! Или раньше говорили? Откуда деду знать, как сейчас? Сидит тут в своей декоративной избе… Ладно, он ее спаситель. На него обижаться – грех.
– А можно чаю? – вырвался у нее встречный вопрос.
– Чаю можно. Все можно – хлеб вон бери, масло, мед. Хочешь, яичницу тебе сделаю? – Дед смотрел на нее уже без недоумения, с улыбкой. – Мы позавтракаем, все мне расскажешь и отправимся. Тут ничего не опасайся, никто тебя не обидит.
– Я не боюсь совсем. У меня дело. Важное. Никаких тайн. Но надо успеть.
– Успеем, – успокоил дед, – сядь, передохни. Как звать-то тебя?
– Лена. Елена Михайловна.
– Ну, прям! Елена Михайловна! Это ты, когда бабкой будешь, станешь Михайловной. Лена! Годится! Как жена моя первая. Легко запомнить.
– А вас?
– Авас-Авас, – поддразнил ее хозяин. – «Я – ворон здешних мест!» Леший.
«Образованный дед, – мелькнуло у Лены в голове, – «Русалку» знает. Недаром у нее изначально мелькнули такие ассоциации».
– Это все хорошо, – рассудительно заметила она, – но я же не смогу обращаться к вам «Ворон», а тем более «Леший». Можно что-то человеческое назвать?
– А Леший – это очень даже человеческое. Алексей я. Но друзья все зовут Лешим. Я ж в лесу живу, сама видишь.
– И без отчества? – уточнила гостья.
– И без отчества, и на «ты».
– Хорошо, я постараюсь.
– Уж постарайся, голуба-душа. Ты вот сама не знаешь, а ты – этап моей жизни. Загадал я так. Но это потом. Ты мне свое расскажешь, я тебе – свое. Ешь давай.
А ее и уговаривать не надо было. Если б не дела, так бы сидела тут и ела, слушая шутки дедушки, любуясь всем, что ее окружало. Похоже, даже намечавшийся грипп отступил.
– Нравится тебе тут у меня? – довольно поинтересовался старик, не сводя смеющихся глаз с лица гостьи.
– Очень! Этот интерьер – тут мысль во всем, замысел мастера ощущается, даже если ничего не понимаешь в искусстве дизайна.
– А ты, я вижу, попалась мне нимфа лесная, все понимающая.
– Я искусствовед. И муж моей сестры известный на весь мир архитектор, декоратор.
– Все! Стоп! – радостно воскликнул дед. – Я все понял! Хочешь – фокус?
– Ну, хочу, – опасливо согласилась Лена.
– Тогда давай я тебе скажу, как зовут твою сестру и ее мужа! А ты молчи и только мысленно повторяй их имена!
Лена несколько раз мысленно произнесла: «Маня, то есть Мария, Мария, Мария. И – Свен, Свен, Свен».
– Готово! – провозгласил фокусник. – Мария и Свен! А я-то думаю, кого это ты мне напоминаешь! Где это я тебя видел? А это Мария и Свен. И сестра их Елена!
Тут и Лена вздохнула с облегчением. Все сошлось. Конечно, Свен и Мария! Он, ее гениальный зять, и устраивал эти интерьеры, кто же еще! Недаром во всем ощущается рациональный скандинавский дух, любовь к простору и понимание особого уюта зимы, которую проводишь в надежном доме с добрыми и прекрасными печками. Она же видела фото! Правда, было это лет пять назад. Свен доволен остался своей работой, показывал с энтузиазмом каждый уголок, объяснял что к чему. И еще – заказчика очень хвалил. Большое между ними взаимопонимание возникло тогда. Часто все шло по-другому. Нашим все требовалась роскошь, богатство, которое полагалось не скрывать, а всячески демонстрировать, вопреки даже элементарному здравому смыслу. А тут все подчинялось одной разумной задаче: свет, пространство, удобство, простота, гармония. И еще: хозяин дома, помнится, хотел обустроить все так, чтобы была возможность жить в лесу полностью автономно. Не зависеть от чужих милостей. Вода – чтоб своя: колодец и скважина. Отопление свое – печки. Электричество – свое. Так и получилось, как было задумано.