— Мне необходимо хорошенько вздремнуть, — сказал Дункан. — Надо избавиться от воздействия лекарств. Я постараюсь быть готовым, но мне кажется — вы злоупотребляете медикаментами. Может быть, вам лучше пригласить кого-нибудь более компетентного в этих вопросах.
Профессор покраснел, но промолчал. Через несколько секунд он в сопровождении охранников покинул комнату.
Дункан приблизился к окну ровно настолько, чтобы оно, не затемнившись, позволило увидеть, что происходит на улице. Солнце весело играло на белых парусах прогулочных яхт и разноцветных баржах. Оно блестело, отражаясь от ярко-красного фюзеляжа дирижабля и от солнечных панелей башен. Футах в пятидесяти ниже окна пролетела белоснежная чайка.
Бежать лучше ночью, подумал он.
В шесть часов на экране возник Каребара, пригласивший его на очередной сеанс.
— Мы начнем в одиннадцать.
— Почему?
— Это вам знать необязательно.
— Кэбтэб и Сник там будут?
— Это я могу вам сказать. Да, они будут. Таков приказ.
Дункан улыбнулся. График мог измениться только по одной причине.
Пантея Сник лежала без сознания на диване, одурманенная парами ТИ. Каребара, стоя рядом с ней, говорил:
— Вынашивали ли вы какие-нибудь планы освобождения собственными силами?
— Нет.
— Были ли у вас планы побега в компании и с помощью других людей?
— Да.
Вид у Каребары был очень довольный.
— С кем вы вступили в сговор с целью освобождения?
— С Вильямом Сен-Джорджем Дунканом и падре Кобхэмом Вангом Кэбтэбом.
— О Господи! Я так и знал, так и знал! Но как они сделали это, даже не говоря друг с другом? Слушайте, Гражданка Сник, отвечайте на мои вопросы подробнее. Каким образом — устно, в письменной форме, с помощью экранов или каких-нибудь других средств — вы согласовали свой план?
— Ах! — протянул Дункан, проснувшись.
Сердце его учащенно билось, хотя страх быстро отступал. Спал он совсем недолго, всего минуты три, но и этого оказалось достаточно, чтобы в мозгу его развернулся тот сценарий, которого он опасался. Если его тюремщики проявят необычайную бдительность, они применят ТИ к его друзьям. Они узнают то, чего знать совершенно не должны.
Было без пяти одиннадцать вечера. Скоро станет ясно, предпринял ли Каребара все меры предосторожности, которые мог предусмотреть, если почуял опасность. Дункану все же казалось, что профессор не прибегнет к этому, ему в голову не придет всерьез заподозрить побег. На это у него не было причин. Каждое движение пленников фиксировалось, каждое слово прослушивалось, по крайней мере тюремщики так считали.
За минуту до одиннадцати дверь распахнулась, и в комнату с пистолетами в руках вошли Толстозадый и Полосатая. Мужчина занял пост около стены ванной комнаты, а женщина — рядом с северной дверью. Появились Сник и Кэбтэб, а следом за ними — профессор. Прекрасно! Значит, их все-таки не допрашивали о планах побега.
Сник присела на противоположном от Дункана краю дивана, Кэбтэб осторожно опустил свое гигантское тело в кресло рядом с Дунканом. На несколько секунд воцарилась тишина, затем спокойным шагом вошел Руггедо-Иммерман. На нем была элегантная зеленая мантия, отделанная красными блестками, которая вкупе с коротко остриженными волосами и длинным искривленным носом, придавала ему вид древнеримского сенатора. Позади него шел Крылоносый.
Тонкогубый и Дерганый, вероятно, находились в мониторной. Хотя, вполне возможно, что один из них стоял за закрытой дверью.
Иммерман, кивнув Дункану, сел в кресло, обращенное к дивану — футах в восьми от него.
Крылоносый обосновался примерно в трех футах от Иммермана, опустив руки по швам. Его пистолет покоился на боку в кобуре.
В течение нескольких секунд Каребара смотрел по сторонам, словно не понимая, можно ли ему сесть и, если да, где именно.
— Вон туда, — показал Иммерман.
— Благодарю вас. Ваше Превосходительство, — краснея и не отрывая глаз от старика, профессор прошел на указанное место.
Иммерман, плотно сжав губы, промолчал. Ситуация была ясна: в присутствии заключенного никому не дозволялось обращаться к нему по официальному титулу, особенно если этот титул относился к члену СМП Совета Мирового Правительства.
Каребара дорого заплатит за свою оговорку.
Иммерман уставился на Дункана, почесывая левой рукой живот. Перед глазами Дункана снова промчалось видение: дед ласкает крупного сиамского кота, пригревшегося на его животе.
Последовало длительное молчание, затем Иммерман открыл рот, желая что-то сказать.
— Простите меня, Гражданин Руггедо! — прогремел Кэбтэб. — Прежде чем мы начнем обмениваться дружескими любезностями, могу ли я выпить? И не хотите ли вы промочить горло?
Иммерман слегка вздрогнул. Он поморгал, а затем произнес:
— Можете налить себе и угостить своих друзей. Мне ничего не нужно. Но… — он выглядел сердитым, — …больше меня не прерывайте. Говорить можно только с моего разрешения.
— Прошу прощения. Гражданин Руггедо. Мы все чувствуем напряжение, и я полагал, что немного выпивки разрядит обстановку.
— Пожалуйста, пейте, — сказал Иммерман.
Кэбтэб встал.
— Дунк, Тея, вы чего хотите?
— Мне тройную порцию Дикого Радикала, — отозвался Дункан.
— Стаканчик токая, — попросила Сник.
— Простите меня, Гражданин Руггедо, — произнес Каребара, — вы считаете, что алкоголь не помешает Гражданину Дункану нормально работать в тумане?
— Вряд ли, — ответил Иммерман. — Так или иначе — это, пожалуй, единственное сильнодействующее средство, которое вы еще не испытали на нем. Может быть, его способность к сотрудничеству изменится в лучшую сторону в бессознательном состоянии.
Что бы ни собирался сказать Иммерман, он, видимо, решил подождать, пока Кэбтэб разнесет напитки. Он наблюдал за падре, пока тот шел к бару высокому и элегантному, из тикового дерева, украшенного резьбой. Едва Кэбтэб вышел из поля зрения Иммермана, тот перевел глаза на Дункана. Дункан не испытывал перед дедом ни малейшего стеснения и мог спокойно встретить его взгляд, но ему нужно было следить за Кэбтэбом, поэтому он вынужден был переводить глаза из стороны в сторону. Пусть старик думает, что пленник не в состоянии выдержать его взгляда.
До сих пор совместными усилиями они довольно точно разыгрывали сцену из «Марсианского Восстания». Даже мебель в комнате была расставлена примерно в таком же порядке. Иммерман позволил одному из пленников встать и отправиться за выпивкой точно так же, как в фильме Нель разрешил подобное Курляю Эстэркулю Лу-Дэну.