В следующую секунду именно так все и случилось.
Однако теперь Дэвид повел себя совсем не по-мужски — в том смысле, что не рассердился, не стал придумывать оправданий и отговорок, а просто от души рассмеялся.
Сюзанна смеялась вместе с ним, самозабвенно отдавшись веселью. С Клайвом так смеяться не удавалось. С ним даже в самые радостные минуты казалось, что все вокруг смотрят, наблюдают и пытаются понять, в чем заключается шутка. Ведь для того чтобы ощущать себя неотъемлемой частью светского круга, необходимо понимать, над, чем смеются его завсегдатаи. С Клайвом она знала все шутки, но редко находила их смешными. Правда, все равно смеялась — в надежде, что никто не заметит застывшего в глазах недоумения.
А сейчас все воспринималось иначе. Все казалось особенным. И это была…
Нет, остановила себя Сюзанна. Это не любовь. Но может быть, начало любви? Может быть, любовь вырастет? Может быть…
— И что же здесь происходит?
Она сразу узнала голос, глаза можно было не поднимать.
Почему-то стало страшно.
«В празднике на катке принимали участие оба брата Манн-Формсби, хотя их общение трудно назвать — дружеским. Более того, автору довелось узнать, что граф и мистер Клайв Сноу-Манн-Формсби едва не подрались.
Да, уважаемый читатель, вот это было бы достойное зрелище! Кулачный бой на коньках! Что же дальше? Подводное фехтование? Или теннис верхом на лошадях?»
Светские заметки леди Уислдаун. 4 февраля 1814 года
Клайв взял Сюзанну за руку, и ей показалось, что время побежало вспять. Прошло уже полгода с того дня, как она в последний раз стояла так близко к человеку, безжалостно разбившему ее сердце. Ну, если и не разбившему сердце, то, по крайней мере, задевшему ее гордость. Очень не хотелось испытывать какие-нибудь чувства, кроме неприязни.
И все же что-то в душе дрогнуло, в животе возникла зловещая пустота, а дыхание отвратительно участилось. О, до чего же она ненавидела себя за позорную слабость!
Он не должен значить ровным счетом ничего. Ничего. А если возможно, то даже меньше чем ничего.
— Клайв, — произнесла она почти спокойно и выдернула ладонь.
— Сюзанна, — тепло отозвался он и уверенно улыбнулся, глядя сверху вниз. — Как поживаешь?
— Прекрасно, — ответила она раздраженно. Неужели возможны варианты?
Клайв повернулся, чтобы предложить руку брату, но тот уже успел подняться.
— Дэвид, вот уж не ожидал увидеть тебя в одном сугробе с мисс Баллистер, — заметил он с откровенной иронией.
— А я вообще не ожидал тебя здесь увидеть, — недовольно парировал граф.
Клайв пожал плечами. Он был без шляпы, и светлые кудри своевольно падали на лоб.
— Да я и не собирался приезжать. Решил только сегодня утром.
— А где же Харриет? — в свою очередь, поинтересовался старший брат.
— Вместе с матушкой отправилась греться. Не любит холод.
Наступило неловкое молчание: никто из троих не знал, что сказать. Странно, подумала Сюзанна, переводя взгляд с одного брата на другого. За все время знакомства с Клайвом она ни разу не видела его растерянным, неспособным уверенно и беспечно улыбнуться. Обычно красавец вел себя как самый настоящий хамелеон и с легкостью вписывался в любую ситуацию. Но сейчас молча смотрел на брата со странным выражением лица, которое надежнее всего следовало бы описать как не совсем враждебное.
В то же время назвать его дружеским было трудно.
Дэвид тоже выглядел необычно. Как правило, он держался более скованно, чем Клайв, словно постоянно заботился о благородстве осанки. Мало кто мог сравниться с Клайвом в легкости и грациозной подвижности. Но сейчас лорд Ренминстер выглядел откровенно зажатым, напряженным. Минуту назад, со смехом барахтаясь в снегу, Сюзанна видела рядом человека, а не графа.
Но сейчас…
Сейчас аристократ одержал верх.
— Не желаешь ли прокатиться? — неожиданно спросил Клайв.
Сюзанна удивленно вскинула голову: оказывается, приглашение относилось к ней. Вряд ли можно было предположить, что младшему брату захочется сделать круг почета рука об руку со старшим, однако кататься в паре с бывшей близкой подругой было попросту неприлично, особенно если учесть, что где-то неподалеку сидела Харриет.
Сюзанна нахмурилась — Харриет была на катке не одна, с ней приехала мать. Получалось, что Клайв ставил в неудобное положение не только жену, но и тещу.
— Не думаю, что идея правильная, — попыталась уклониться она.
— Следует прояснить ситуацию, — деловито заявил Клайв, — и показать всем вокруг, что мы сохранили дружеские отношения и не держим зла.
Дружеские отношения? Не держим зла? О чем, интересно, он говорил? Ее чувства нельзя было назвать дружескими. Зла бывшему поклоннику она, конечно, не желала, но после летних событий даже думать не хотела ни о каких отношениях.
— В память прежних времен, — по-мальчишески задорно улыбнулся Клайв, и улыбка мгновенно осветила красивое лицо.
Да и не только лицо. Когда Клайв улыбался, мир вокруг озарялся сиянием.
Но Сюзанна не обрадовалась, как прежде. Напротив, не смогла справиться с волной раздражения.
— Я катаюсь с лордом Ренминстером, — строго возразила она. — Невежливо оставлять графа в одиночестве.
Клайв коротко рассмеялся:
— Боитесь обидеть Дэвида? Уж о нем-то волноваться не стоит. — Он повернулся к брату. — Ты ведь не возражаешь, старина?
Дэвид выглядел так, как будто решительно возражал, но, разумеется, не признался, а лишь коротко заметил:
— Нисколько.
Теперь уже Сюзанна разозлилась на графа. Если он недоволен, то почему не хочет ничего предпринять? Неужели считает, что ей приятно кататься с Клайвом?
— Что ж, — заявила она, — раз так, то поедемте быстрее. Если суждено совершить круг почета, то лучше сделать это прежде, чем ноги окончательно замерзнут.
Ее тон трудно было назвать иначе, как высокомерным, и братья Манн-Формсби взглянули на нее с откровенным удивлением.
— Что ж, а я, пожалуй, отправлюсь поближе к чану с горячим шоколадом. — Дэвид любезно поклонился, не забыв, впрочем, метнуть сердитый взгляд в сторону брата, который как раз взял Сюзанну под руку.
— А если не согреешься, то переместишься поближе к бочонку с бренди? — усмехнулся Клайв.
Граф не удостоил его ответом и уехал.
— Сюзанна, — сразу же заговорил Клайв и посмотрел так же тепло, как и раньше, — хорошо, что он оставил нас вдвоем, правда? Не видел тебя сто лет.
— Неужели?
— Сама знаешь.