— Возьми Фьюри, — тихо велел Эдуард своему пажу. — Я буду сражаться в пешем строю. Приготовь мне меч и боевой топор.
Остальные соратники короля — Энтони, Георг, Ричард и Уильям Гастингс — стояли с ним рядом в ожидании боя. Занимался новый день — день страшной битвы. Их кони находились в сторонке, оседланные, взнузданные и полностью подготовленные — хотя вслух никто не сказал об этом ни слова — к внезапному бегству в случае неудачи или же к массированной атаке, если все пойдет как надо.
— Ну что, готовы? — спросил Эдуард.
— Мы всегда готовы, — ответил Гастингс.
Эдуард глянул на вершину холма и вдруг воскликнул:
— Господи помилуй, как мы ошиблись!
— Ошиблись?
Туман на мгновение рассеялся, и стало ясно, что в темноте они заняли позицию не точно напротив армии Уорика, а значительно левее и на правом фланге сопротивляться Уорику было попросту некому. Выглядело это так, словно армия Эдуарда, вытянувшаяся цепью, вдруг оказалась укорочена на треть и слишком сдвинута влево. То есть его левофланговым было, собственно, не с кем биться, и они, ринувшись вперед, мгновенно проломили бы слабое сопротивление неприятеля, зато на правом фланге людей у Эдуарда явно недоставало.
— Слишком поздно перегруппировываться, — решил Эдуард. — Да поможет нам Бог, поскольку начинаем мы с ошибки. Ладно, трубите в трубы: время вышло.
Взлетели вверх боевые знамена; флажки, обвисшие от скопившейся в воздухе влаги, затрепетали в тумане, точно внезапно выросший из-под земли лес. Взревели трубы, в предрассветной мгле их голоса казались низкими и глуховатыми. Туман вообще все предметы вокруг делал странными, сбивающими с толку. «В атаку!» — приказал Эдуард, хотя его воины с трудом различали неприятеля, из-за чего на несколько минут воцарилась зловещая тишина, и Эдуарду показалось, что люди, как и он сам, словно придавлены этим плотным влажным туманом, что они продрогли до костей, что их, как и его, тошнит от страха. «В атаку!» — снова скомандовал Эдуард и ринулся вверх по склону холма навстречу армии Уорика, за ним с ревом последовало войско. Сам же Уорик, словно вдруг пробудившись из-за этого шума, пытался, напрягая зрение, хоть что-то разглядеть в серых волнах тумана, но видел лишь неясное мелькание теней. Уорик не был уверен в том, что это действительно вражеская атака, пока армия Йорка во главе с самим Эдуардом, проломившись сквозь туман, как сквозь стену, не обрушилась на его людей подобно чудовищным великанам-гоблинам, явившимся откуда-то из тьмы горных пещер. Эдуард возвышался над всеми, как башня, и яростно вращал над головой боевым топором, круша врагов направо и налево.
Центральная часть войска ланкастерцев была вынуждена отступить под мощным натиском йоркистов, зато они легко сумели прорвать защиту на правом фланге, который оказался фатально незащищенным, и ринулись вниз по склону, точно медведи, давя противника численным превосходством. Воины Йорка бились отчаянно, но на правом фланге их было всего несколько десятков против сотен врагов, и они, подавленные тьмой, туманом и мощью противника, стали отступать. Ланкастерцы гнали их вниз по склону, кололи кинжалами, били дубинками, пинали ногами, рубили им головы и все ближе подбирались к центральной части армии Йорка, к самому ее сердцу. Вот кто-то из йоркистов повернулся и бросился бежать, но не успел сделать и пары шагов, как голову ему раскроил страшный удар булавы. Однако эта первая попытка к бегству породила новые. Вот и еще один воин, видя, что с вершины холма на него летит живая лавина, а товарищей рядом почти не осталось, ринулся вниз, надеясь укрыться в тумане и темноте. За ним последовали и другие. Один из них даже какое-то время двигался с торчавшей из спины шпагой, пронзившей его насквозь. Его товарищ, став свидетелем этой сцены, побелел, швырнул на землю оружие и без оглядки, точно заяц, скакнул куда-то вбок и растаял в тумане. Сопротивление, оказываемое атаковавшим ланкастерцам, все слабело; люди Эдуарда видели у себя за спиной спасительную серую мглу тумана, слышали на холме грозный рев неприятельского войска, уже почуявшего победу, и бросались в этот туман, как в воду. Впрочем, ланкастерцы и сами с трудом различали в этом чудовищном тумане не только друг друга, но даже собственные руки. Однако они уже чувствовали запах крови и страха и, почти не встречая борьбы, продолжали решительно наступать. Оказавшиеся в трагическом меньшинстве йоркисты бросали оружие и в ужасе рассыпались в разные стороны, надеясь укрыться в волнах тумана.
Граф Оксфорд, сражавшийся со своим отрядом на стороне Уорика, тут же взял след этих йоркистов; с улюлюканьем и лаем, точно гончие псы, ланкастерцы понеслись вдогонку йоркистам, пока совсем не перестали что бы то ни было видеть в тумане, а граф все подбадривал их криками, все побуждал продолжать преследование, и вскоре шум битвы растаял в тумане где-то позади, а бежавшие с поля боя йоркисты вдруг исчезли, словно провалились сквозь землю. Только тут граф Оксфорд обнаружил, что его люди заняты уже не погоней за врагом — они расползаются кто куда, устремляясь в сторону Барнета и пивных. Многие уже перешли на неторопливую рысцу, на ходу вытирая шпаги и хвастаясь столь легко одержанной победой. Графу пришлось гнать коня галопом, чтобы перехватить своих людей. Преградив им дорогу, он некоторое время охаживал подданных кнутом, кричал на офицеров и страшно ругался, после чего погнал свой отряд перед собой, пока одному из людей его конь не наступил копытом прямо на грудь. Осыпая своих нерадивых воинов проклятиями, граф наконец остановил их.
— Битва еще не закончена, сукины вы дети! — заорал граф. — Йорки живы — и Эдуард, и этот мальчишка Ричард, и эта сума переметная Георг! А ведь мы поклялись, что сражение закончится только их гибелью. Вперед! Вперед! Ведь вы уже попробовали их крови! Вы видели, как они бегут! Так давайте прикончим их! Вперед, завершим начатое! Подумайте, какая отличная у вас будет добыча! Ведь они и так уже наполовину сдались, они уже проиграли. Надо и остальных заставить столь же позорно бежать! Пусть удирают как зайцы, а мы на это посмотрим! Вперед, ребята! Вперед!
Оксфорду удалось восстановить порядок и убедить людей отправиться назад. Граф развернул свой отряд, когда тот находился примерно на середине пути до Барнета, и снова повел его к эпицентру битвы; его флаг с символом ярких лучей утреннего солнца гордо развевался впереди. Но туман не давал графу как следует сориентироваться. Он отчаянно, но, увы, тщетно стремился воссоединиться с армией Уорика, обещавшего несказанное богатство каждому, кто в том бою будет на его стороне. К сожалению, граф Оксфорд, следуя во главе своего отряда из девятисот человек, даже не догадывался, что в тумане линия фронта растянулась как бы по кругу. Прорыв на правом фланге армии Йорков и стремительное продвижение вперед левого фланга ланкастерцев послужили причиной того, что сражение происходило уже не на склонах холма, а вдоль лондонской дороги, распространившись в оба ее конца.
Эдуард по-прежнему находился в самой гуще битвы, но уже чувствовал, что постепенно сдает позиции, отступая от дороги под усиливающимся натиском людей Уорика. В душу Эдуарда закрадывалось ощущение близкого поражения — ощущение, совершенно для него новое и более всего походившее на страх. Во мраке и тумане ему ничего толком не было видно, но он понимал одно: врагов становится все больше. Один за другим они выныривали из тумана и со всех сторон наступали на Эдуарда, и он продолжал сражаться — почти инстинктивно, точно слепой, — отбивая их натиск. Однако нападающих становилось все больше, они теснили Эдуарда — кто с мечом, кто с боевым топором, а кто и с косой.