— Нет, это я сбросила с себя всю светскую мишуру и тщеславие, — поправила я гостью. — Что стоило мне многих лет борьбы с алчностью, борьбы с жаждой славы и власти. Столь благородной цели удается достичь лишь благодаря молитвам и долгим месяцам учения. А ваша мать никогда ничем подобным не увлекалась. По-моему, она просто неспособна на это. Нет, она отнюдь не отвергла мирскую тщету; ей просто было неприятно видеть на своем троне Анну Невилл.

Вдруг Елизавета опять рассмеялась, потом, все еще улыбаясь, посмотрела на меня в упор и воскликнула:

— Вы совершенно правы! Она и сама говорила мне почти то же самое! Она признавалась, что ей невыносимо видеть, как ее прелестные платья урезают и ушивают, подгоняя к щуплой фигуре Анны Невилл. Я действительно уверена, что она в любом случае не захотела бы вернуться ко двору, но насчет платьев вы попали в точку. Бедная королева Анна!

— Упокой, Господи, ее душу, — перекрестившись, отозвалась я, и у этой девицы еще хватило наглости прибавить:

— Аминь.

ИЮНЬ 1485 ГОДА

Мой сын должен был вот-вот высадиться на английский берег, и Ричард из крепости в Ноттингеме рассылал уведомления всем графствам, напоминая жителям, что они обязаны защитить своего короля, которому угрожает молодой Генри Тюдор. Лордам было велено отложить все споры и междоусобицы и быть готовыми вместе со своим войском выступить под знаменами короля.

По приказу Ричарда принцесса Елизавета покинула мой дом и вместе с сестрами перебралась в Шериф-Хаттон, где осиротевшие дети Эдуарда IV и осиротевшие дети Георга Кларенса были в относительной безопасности. Во всяком случае, король считал, что этот северный замок — самое безопасное место на свете. Сам же он намеревался до победного конца сражаться с моим сыном за наследство Йорков. Я пыталась оставить Елизавету у себя — многие сторонники Йорков непременно поддержали бы моего сына, узнав, что он помолвлен с ней и она живет в моем доме, — но принцесса не пожелала остаться. Она мгновенно упаковала свои вещи, надела алую амазонку и уже через час полностью собралась — ей явно не терпелось меня покинуть. Когда за ней прибыл отряд сопровождения, она разве что не танцевала на дворе от радости.

— Смею надеяться, мы непременно встретимся вновь, подождем лишь, пока восстановится мир, — промолвила я, когда она склонилась передо мной в прощальном реверансе.

Сама я даже не поднялась, так и сидела в своем любимом кресле, и она вынуждена была стоять рядом, словно служанка, которой отказывают от места. Елизавета ничего не ответила, лишь смотрела на меня своими прекрасными серыми глазами, словно не могла дождаться, когда я замолчу и отпущу ее на свободу. Но я продолжала:

— Если мой сын действительно налетит на Англию подобно уэльскому дракону и одержит над Ричардом верх, он станет королем. А вы, его жена, — английской королевой. Но все зависит только от самого Генри. Ведь у вас сейчас даже имени никакого нет, а он, если пожелает, даст вам и славное имя, и высочайший титул. Он может не только сделать вас королевой, но и стать вашим спасителем, поскольку спасет от позора, от стыда, от жалкой участи бастарда.

Она кивнула, но с таким видом, будто стыд и позор — это для женщины еще не проклятие.

— Если же Ричарду удастся победить моего сына, — рассуждала я, — тогда вас, свою любовницу, возьмет в жены именно он и с помощью этого запоздалого брака постарается отмыть добела вашу опороченную репутацию. Вы и при таком раскладе станете английской королевой, но обвенчаетесь с человеком, который убил вашего дядю, ваших братьев и предал волю вашего отца. Вы станете женой своего врага. Незавидная судьба. По-моему, для вас было бы лучше, если б вы умерли вместе с вашими братьями!

На мгновение мне показалось, что она вообще не слышит меня: она стояла совершенно неподвижно, потупившись, и даже не вздрогнула, пока я рисовала перед ней столь «заманчивую» перспективу. Судя по всему, ее совершенно не трогала угроза брака ни с тем молодым человеком, который должен всем сердцем ее ненавидеть, ни с тем мужчиной, который повинен в смерти столь многих членов ее семьи. Затем она медленно подняла на меня глаза, и я обнаружила, что она улыбается. Да, она улыбалась своей прекрасной светлой улыбкой, словно была совершенно счастлива!

— Повторяю, в обоих случаях вы будете обесчещены, — неприязненно заявила я. — И вам следует это понимать. Свидетелями вашего позора станут все англичане.

Но ясная радость никуда из ее глаз не исчезла, когда она, совершенно меня ошеломив, спокойно произнесла:

— Возможно. Но в обоих случаях, постигнет меня позор или нет, я так или иначе стану королевой Англии, и сегодняшний день будет последним, когда вы осмелились сидеть в моем присутствии.

Ее самоуверенность поистине не ведала пределов, ее наглость была непростительна, и все же ее слова, как это ни ужасно, были совершенно справедливы.

Более ничего не сказав, она поспешно мне поклонилась, с полнейшим пренебрежением повернулась ко мне спиной и преспокойно направилась во двор, где на самом солнцепеке ее уже ждала охрана, готовая увезти ее на север, подальше от опасности.

А я, остолбенев от изумления, так и не нашлась, что ей ответить.

Лорд Стэнли, приехав домой, тут же мрачно изрек:

— Надолго остаться не могу. Я здесь только для того, чтобы собрать армию. Грядет война, и я призываю всех своих вассалов.

У меня перехватило дыхание.

— На чьей стороне? — только и сумела выдавить я.

— Кстати, — улыбнулся он, — точно такой же вопрос задал мне король Ричард. Он настолько неуверен во мне, что даже сына моего взял в заложники, то есть отпустил меня сюда лишь при условии, что Георг станет его заложником. И мне пришлось смириться с этим, поскольку я непременно должен вывести своих сторонников на поле боя. Эта битва решит судьбу нашей страны и следующего короля Англии; знамя Стэнли должно быть там.

— Но на чьей стороне? — повторила я, глядя на мужа в упор.

Он снова улыбнулся, словно желая подбодрить меня после столь долгого ожидания, и вздохнул.

— Ах, Маргарита, какой мужчина устоит перед возможностью иметь в пасынках короля Англии? Как ты думаешь, почему я столько лет назад на тебе женился, если не для того, чтобы сегодня быть здесь? И, вооружив тысячи своих людей, возвести на трон твоего сына?

Кровь медленно приливала к моим щекам.

— Значит, ты со своей армией объединишься с Генри и будешь за него сражаться?

Я все еще не верила собственным ушам. Многотысячные отряды Стэнли вполне могли определить исход битвы. Если он со своим войском примкнет к Генри, то победа наверняка будет за моим сыном.

— Разумеется, — спокойно подтвердил Стэнли. — Неужели ты когда-нибудь в этом сомневалась?

— Нет. — Я пожала плечами. — Просто мне казалось, что ты всегда воюешь на стороне победителя.