— Чем плохи, — произнесла она так медленно, что у него не осталось сомнений, что ее терпение вот-вот лопнет, — эти мужчины?
— Трое из них женаты.
Челюсть ее затряслась, возможно, оттого, что она скрипнула зубами.
— Чем плохи неженатые гости?
— Ну, скажем, вот этот, — он указал на сэра Бертрама Фелпорта, — пьяница.
— Вы уверены?
— Совесть не позволит мне отдать вас в руки человека, который злоупотребляет спиртным.
— Вы не ответили на мой вопрос. Проклятие, вот пристала!
— Да, я совершенно уверен, что он пьяница. Причем горький.
Она заглянула в надорванный листок у себя в руке:
— А лорд Бинсби?
— Он игрок.
— Заядлый?
Джеймс кивнул, начиная наслаждаться собой.
— Безнадежный. К тому же он толстый.
Элизабет перешла к следующей фамилии.
— А как насчет…
— Женат, женат и женат.
Она бросила на него колючий взгляд.
— Как, все трое?
Он с готовностью кивнул:
— Один из них даже счастливо.
— Какое неслыханное отступление от общепринятых норм, — пробормотала она.
Джеймс воздержался от комментариев.
Элизабет протяжно выдохнула, и он отметил, что раздраженные вздохи постепенно сменяются утомленными.
— Остаются мистер Уильям Данфорд и капитан Шонрик Эндрайн. Полагаю, один из них — калека, а другой — дурачок?
Джеймс чуть не поддался соблазну согласиться, но ей хватит одного взгляда на Данфорда и капитана, чтобы понять, что ее обманули.
— Они оба считаются достаточно привлекательными и умными людьми, — признал он.
— Тогда в чем проблема?
— Данфорд — повеса.
— Ну и что?
— Он будет вам изменять.
— Я и сама не подарок, Джеймс. И не вправе ждать от других совершенства.
В его глазах сверкнуло пламя.
— Вы имеете право на верность. И должны ее требовать.
Она недоверчиво уставилась на него.
— Это было бы неплохо, но едва ли так уж важно…
— Ваш муж, — прорычал он, — будет вам верен, иначе ему придется иметь дело со мной.
Элизабет вытаращила глаза, разинула рот, а затем залилась смехом.
Скрестив руки на груди, Джеймс испепелял ее взглядом. Он не привык, чтобы над проявленной им галантностью смеялись.
— О, Джеймс, — выдохнула она, — извините, но это было так мило с вашей стороны! Так мило, — она утерла глаза, — что я почти готова простить вам свое похищение.
— Я вас не похищал, — угрюмо возразил он. Она всплеснула руками.
— Как, скажите на милость, вы собираетесь защищать мою честь, когда я выйду замуж?
— Вы не выйдете замуж за Данфорда, — проворчал он.
— Ну, если вы так считаете, — произнесла Элизабет так серьезно и осторожно, что он понял: она снова умирает от смеха. — А теперь… почему бы вам не сказать мне, чем плох капитан Эндрайн?
Последовала продолжительная пауза, прежде чем Джеймс выпалил:
— Он сутулится.
Снова пауза.
— Вы отвели его кандидатуру только потому, что он сутулится? — недоверчиво спросила она.
— Это признак внутренней слабости.
— Вот как?
Джеймс понял, что недостатки Эндрайна не должны ограничиваться сутулостью.
— Не говоря уж о том… — поспешно сказал он и запнулся, пытаясь придумать что-нибудь правдоподобное, — …что он однажды повысил голос на свою мать в присутствии посторонних.
Элизабет молчала, явно не в состоянии ответить. Было ли это связано со сдерживаемым смехом, или она онемела по какой-то иной причине, Джеймс не знал.
И признаться, не хотел знать.
— Э-э… это было крайне неуважительно, — добавил он. Внезапно она протянула руку и потрогала его лоб:
— Вас не лихорадит? По-моему, у вас жар.
— Нет у меня никакого жара.
— Но вы ведете себя так, словно он у вас есть.
— А вы уложили бы меня в постель и окружили бы нежной заботой, будь у меня жар?
— Нет.
— Тогда у меня нет жара.
Она отступила на шаг.
— В таком случае я лучше пойду.
Джеймс прислонился к стене, чувствуя себя совершенно разбитым. Это она довела его до такого состояния. Если он не ухмыляется, как идиот, то пребывает в ярости. Бели он не в ярости, то охвачен похотью. А когда не страдает от похоти… то ухмыляется. И так далее.
Он смотрел, как она открывает дверь, завороженный изящной формой ее затянутой в перчатку руки.
— Джеймс! Джеймс!
Вздрогнув, он поднял голову.
— Вы уверены, что капитан Эндрайн сутулится?
Джеймс кивнул, зная, что завтра же его ложь будет разоблачена, но надеясь, что придумает другую, более удачную, взамен этой.
Элизабет поджала губы.
Все внутри у него сжалось, а затем перевернулось.
— Вам не кажется это странным? Военный — и вдруг сутулится?
Он беспомощно пожал плечами:
— Я же говорю, что за него не следует выходить замуж.
Она издала забавный горловой звук.
— Возможно, мне удалось бы улучшить его осанку.
Джеймс только и мог, что покачать головой:
— Вы удивительная женщина, Элизабет Хочкис.
Кивнув ему, она вышла наружу. Однако прежде чем закрыть дверь, просунула голову назад.
— Кстати, Джеймс…
Он поднял на нее глаза.
— Перестаньте сутулиться.
На следующий день Элизабет притаилась возле главных ворот Дэнбери-Хауса, проклиная вначале собственный идиотизм, затем собственную трусость и, наконец, все на свете.
Накануне, последовав совету Сьюзен, она оставила в Дэнбери-Хаусе свою записную книжку, в которую заносила все хозяйственные расходы. Поскольку без книжки она была как без рук, у нее были все основания вернуться за ней во время приема.
«Нет ничего подозрительного в моем появлении здесь, — убеждала она себя. — Я забыла свою записную книжку. Она мне совершенно необходима. Я не могу прожить без нее до понедельника».