Тунгус передал чайник Ниночке. Сказал:
– Маленькими глотками пей. Не спеши. Пока горячий. Силы будут.
Ниночка поставила чайник на стол – пускай чуть остынет. Пегги достала из дорожного ящика чашки и тарелки, китаец тоже принес саквояж и вынул оттуда обеденный прибор мистера Робертсона.
Матросы переглядывались, шептались. Казак снял с огня котелок с кашей, сказал:
– Пошли, братва, на свежий воздух. Там костер разведем, чаю попьем.
– Ты потом чайник нам отдай, – строго сказал тунгус. – Нам самим надо.
Вероника вдруг полезла в дорожный ящик, достала оттуда жестяную коробку с чаем. На коробке были изображены белый слон и пагода.
– Скажите ему, пускай возьмет, это хороший чай, – сказала она.
– Спасибо, – ответил тунгус, принимая коробку. – Наверное, хороший чай.
Пока Пегги готовила ужин, Ниночка оглянулась и спохватилась. Как же так? Еще часа два назад они думали, как отнять у Дугласа и китайца бумаги Смита. Неужели все, кроме нее, об этом забыли? Вот сидят в избушке – Дуглас за столом, стучит ложкой о белую тарелку, Пегги возится у печки, кашляет, отмахивается от дыма. Китаец зашивает рубаху – то ли свою, то ли господскую. Вероника налила тунгусского целебного чая в фарфоровую чашку с видом моста через Темзу и дует на него, чтобы остыл. Может, и не исчезали бумаги, а зловещий образ китайца, словно сошедший со страниц романа Жаколио, – лишь плод Ниночкиного воображения? Мало ли какие бумаги мог читать Лю в лодке!…
Смит не мог пить из чашки, и потому Пегги с Вероникой поили его с ложечки. Нина почувствовала, что страшно голодна. От маленького котелка, который Лю поставил специально для Дугласа, вкусно пахло.
И тут Ниночка поняла, что о ней сейчас никто не вспомнит: Вероника и не думает о еде, Пегги перекусит что-нибудь, а ждать милости от Дугласа – нет, никогда!
Ниночка тихонько поднялась и вышла на берег.
Там уже горел костер. Вокруг сидели гребцы. Дождь перестал, от реки поднимался туман. Когда Ниночка подошла к костру и остановилась, протянув к нему замерзшие руки, тунгус сказал:
– Ты садись, кушай будем.
– Спасибо. – Ниночка уселась на обкатанное водой белое бревно.
Здесь было лучше, спокойнее, среди своих.
– Так что же, барышня, – сказал казак, – англичане между собой помирились или что?
– Не знаю, – проговорила Ниночка равнодушно. – Пускай сами разбираются.
– И то правильно, – сказал казак. – Наше дело маленькое. Ниночке положили в миску каши. Каша была недосолена, пахла дымом. Было очень вкусно.
Тунгус стал петь – словно подвывал, никто не мешал ему.
Ниночка выпила крепкого чая и задремала, привалившись к плечу казака. Потому она и пропустила те важные события, которые произошли в избушке.
А там вскоре после того, как Ниночка удалилась, пришел в себя капитан Смит. Впервые за два дня. То ли подействовал тунгусский чай, то ли отогрелся в избушке.
Он долго смотрел на дочь, что поила его с ложки, потом губы его шевельнулись, и он спросил:
– Вероника? Ты почему здесь? Мы на «Венчур»?
– Ты не на «Венчур», отец, – ответила Вероника, не в силах сдержать радости. – Вспомни, ты же ушел с корабля, ты дошел до земли. Ты в безопасности, среди друзей.
– Ты здесь, моя дочь, – прошептал отец. – Мне трудно поверить. Конечно же, я не на корабле, здесь тепло… Как трудно, когда всегда холодно! Ты знаешь, дочь моя, как там холодно? Мы согревались коптилками с моржовым жиром. Всегда темно, всегда холодно… Где я? Скажи, мне это снится?
– Отец!… – Слеза Вероники упала на грудь капитана Смита. – Я нашла тебя! Мы в России, в Сибири, на берегу Лены, через два дня мы будем в городе, там есть врач, он тебе поможет.
– Это очень важно! – Капитан Смит заговорил быстро, словно боялся, что не успеет все сказать. – Мы открыли большую землю, это громадная земля, я назвал ее землей покойного короля Эдуарда. Тут, в сумке, все мои записи, все расчеты… Я сделал все как положено – мы шли вдоль нее к северу от Таймыра. Там есть небольшой остров – это твой остров, девочка, остров Вероники… в сумке. И очень важно…
Вероника и Пегги смотрели на капитана. Никто из них не заметил, как китаец открыл висевший на груди медальон в форме дракона, высыпал в чашку с тунгусским чаем щепотку белого порошка.
Но это заметил Дуглас. Он сделал шаг к китайцу.
– Нет, – сказал он шепотом. – Только не это!
– Он должен замолчать… – прошептал в ответ китаец, отводя дрожащую руку Дугласа Робертсона.
– Возьмите, мисс, – сказал он, протягивая чашку Веронике. – Вашему отцу надо подкрепиться.
– Спасибо.
Вероника поднесла чашку к губам отца, но тот отстранил чашку.
– Спасибо, не надо, – сказал он. – Что бы со мной ни случилось, ты должна знать… я так счастлив, что ты встретила меня.
– К вашим услугам, сэр. – Над Смитом возникла чуть склоненная фигура Дугласа. – Будучи другом и женихом вашей дочери, я счел своим долгом сопровождать ее в этом дальнем путешествии.
– Долой, долой! – отмахнулся от него Смит. – Некогда. Я вас не знаю. Вероника, скажи, чтобы он ушел, мне так важно сказать тебе сейчас…
– Мистер Робертсон, – сказала Вероника, – оставьте нас, пожалуйста.
– Давайте я помогу вам, – сказал китаец, беря чашку из руки Вероники. – Вашему отцу надо отдыхать, надо пить чай. Я могу, я ему дам чай.
– Вероника, я же просил! – закричал отец тонким голосом. – Пускай все они уйдут. Я должен тебе передать… Все передать. И объяснить.
– Отец, может, тебе лучше отдохнуть? – спросила Вероника.
– Я сказал. Только скорее!
– Идите, идите. – Пегги стала подталкивать к двери Дугласа и китайца, но те как зачарованные не двигались с места. В руке у китайца была чашка.
– Ему надо выпить. Это лекарство, – настаивал китаец. Он передал чашку Пегги.
– Простите, – сказала Вероника. – Я должна выполнить волю отца, мистер Робертсон. Прошу вас выйти, или я вынуждена буду позвать русского солдата.
– Вероника! – воскликнул Дуглас, пожалуй, громче, чем следовало в этих обстоятельствах. – Неужели ты мне не доверяешь?
Смит откинул голову на подушку, он дышал мелко и часто, лоб его покрылся капельками пота.
– Дай чашку, – сказала Вероника.
Пегги протянула чашку, капитан отпил, поморщился… Дуглас и китаец все еще стояли в дверях.