«Тарелки», которые пытались бить землян сверху, солдаты отбивали через люки ракетами «стингер». Лобовые атаки токсоидов захлебывались в перекрестном кинжальном огне защитников.
Окинув взглядом картину боя, капитан Голубев вынужден был признать, что интенданты действовали не самым худшим образом. Единственное, чего он опасался, так это того, что у осажденных сдадут нервы и они расстреляют его группу с таким же успехом, как и взвод наступающих токсоидов.
Володька Хрусталев, глянув на своего остановившегося друга, вдруг громко запел:
— Не слышны в саду далее шорохи…
В цистернах на секунду воцарилось молчание, а потом сквозь нервный, истерический смех до десантников донеслось:
— Все здесь замерло до утра…
Несмотря на то, что вагоны простояли без движения не меньше пяти лет, здесь по-прежнему пахло теплым хлебом — так уютен и покоен был этот запах, что капитан на секунду закрыл глаза и увидел себя: еще до войны, пацаном, рядом с палаткой у станции «ВДНХ», в которой на витрине, в окружении ос цвета меда, лежат свежие булки, посыпанные кокосовой стружкой…
Капитан скользнул под вагон к Хрусталеву и о чем-то с ним пошептался. Володька, кликнув одного десантника, тут же исчез в темноте. Едва он успел скрыться, как с севера к осажденным метнулась «тарелка», и из нее посыпались «летуны»…
Ожесточенная атака была отбита через десять минут. Когда «летуны» отступили, капитан понял, почему в цистерне так аппетитно пахло свежей выпечкой. Ее бок, повернутый к инопланетянам, раскалился, и остатки мучной пыли, осевшие на стене, на глазах превращались в корочки хлеба.
До начала первого урока Петька поймать Орангутана не успел. Пришлось ждать целых сорок пять минут, а потом еще и пять минут сверху, поскольку с Истеричкой спорить было бесполезно.
Когда класс по окончании урока готов был сорваться с места, она всегда холодно замечала: «Звонок для меня, а не для вас», и все со стоном вынуждены были садиться обратно за столы, чтобы записать ненавистное «домашнее задание», которое выполнять никто и не собирался.
Как только Истеричка сказала долгожданное: «У меня все» — Петька ринулся к двери из кабинета.
Но Орангутан оказался проворнее и в коридор выскочил первым. Потом он быстрыми шагами двинулся в сторону директорского кабинета и решительно туда вошел.
Петька занял наблюдательный пост у туалета.
Орангутана не было целых десять минут. Уже продребезжал звонок на второй урок, из уборной вместе с клочьями сизого дыма выскочили заядлые курильщики и, обмениваясь жвачкой, чтобы загасить запах, помчались в разные стороны.
Уже процокали по лестнице торопливые каблучки Биссектрисы, которая не могла не опоздать на урок. А Орангутан все сидел у директора.
Наконец, еще минут через пять, Орангутан вышел в коридор и мимо Петьки направился к лестнице.
— Погоди! — остановил его Голубев. — Поговорить надо.
Орангутан аккуратно сложил бумажку, которую он держал в руках, спрятал ее в карман:
— Ну?
— Баранки гну, — вынул из кармана пакетик с ампулами Петька. — Твое?
— Где взял? — выхватил Орангутан из рук Голубева ампулы.
— Там, где ты их бросил, — спокойно пояснил Петька. — Мы тебе очень настоятельно советуем завязывать с этим делом.
— Кто это «мы»? — побледнел Орангутан.
— Комитет общественного спасения на водах, — уклонился от ответа Голубев.
— Ладно, — опустил глаза Орангутан. — Все это теперь неважно, — он крепко сжал в руках пакетик и тут же выбросил лопнувшие ампулы в мусорное ведро.
— Я теперь, Петька, этим не занимаюсь. Все.
Петька с тревогой взглянул на неровный румянец на щеках Орангутана, на его красные припухшие глаза.
— Все, — пояснил Орангутан. — Хватит. Я завязал. Я и делал-то это, чтобы технику себе купить. Думал: накоплю денег, а потом — брошу. А оно засасывает…
Была у меня девчонка… Ей это все дело нужно было. Для больного дяди. А потом выяснилось, что никакого дяди нет, она это все для своего парня-наркомана делала. Ну еще и квартира нужна была. Вот… И я тогда сломался и сам попробовал. И в тот же день меня чуть не замели. Я приехал домой, даже не думал, сразу как-то понял — нужно уезжать. Вот, справку о незаконченном среднем взял, вечером поезд…
Технику я пацанам — в клуб при ЖЭКе — отдал, квартирой пусть тетка пользуется — не жалко. Я ведь помню, когда мама была… — Орангутан закусил губу и отвернулся. —
Пойду в мореходку поступать, — может быть, получится…
Отвернувшись от Петьки, Орангутан быстро зашагал прочь.
— Ты там держись, Юрка! — крикнул ему вдогонку Петька.
Тот обернулся, и Голубев с ужасом осознал, что он впервые видит, как Орангутан, пусть сквозь слезы, вымученно, улыбается…
К зданию МВД на Житной улице Петька, Володька и Лариса подошли около трех часов. Они протиснулись мимо шеренг автомашин и открыли тяжелую дверь с белыми шторками.
Неприветливый милиционер на посту молча взял повестку, которую Петька нервно мял в руках, и принялся ее рассматривать.
— Документы, — наконец потребовал он у Петьки.
— Какие документы? — растерялся тот.
— Паспорт есть?
— Нет.
— Как это нет? — удивился милиционер. — У каждого гражданина должен быть паспорт.
— А у него нет, — влез в разговор Володька. — Он его еще не получил.
— М-да, — хмыкнул постовой. — Все равно — у каждого должны быть документы. Хоть свидетельство о рождении, что ли…
— То есть если и свидетельства нет, то и человека вроде бы тоже? — съязвила Лариса.
— А вас, гражданка, — окинул ее взглядом постовой, — попрошу выйти отсюда.
Постовой поднял трубку внутреннего телефона и принялся кому-то названивать.
— Мы тебя на улице подождем, — шепнула Лариса Петьке, и они вместе с Володькой вышли.
— Прям как два мушкетера у парадного кардинала Ришелье, — поежился Володька. — Как там наш д'Артаньян? Неужели все-таки насчет того телефона вызвали?
— Скорее всего, — вздохнула Лариса. — Иначе зачем его повесткой прямо сюда потребовали, а не к участковому?
Переминаясь с ноги на ногу, Володька и Лариса простояли у дверей МВД почти полчаса. Мимо, подрезая друг друга прямо на виду у всей начальственной милиции, мчались машины. Куда-то спешили с озабоченным видом люди. И даже собаки, оказавшиеся в этом месте в этот час, старались пробежать мимо стены «Волг» с проблесковыми маячками как можно скорее.
Володька то и дело посматривал на часы, Лариса кусала губы. Наконец тяжелая дверь отворилась, и оттуда выпал Петька. Поток воздуха от мягко закрывающейся створки взъерошил его волосы. Невидящим взглядом он уставился на друзей и остановился, будто не зная, куда идти дальше.