— Вы говорили, у ваших дочерей разные матери. Как такое получилось?
«Вряд ли ее это интересует, — подумал Маклеод, — скорее решила сменить тему».
— Я женился в двадцать лет…
— Ого! Очень рано.
— Да. Мы учились в университете нашего городка и поженились, чтобы убраться из родительского дома и жить отдельно. — Он покачал головой при этих воспоминаниях. — Денег хватило только на сырую и грязную однокомнатную дыру в Партик с общим туалетом на этаже. К пятому курсу наши отношения уже исчерпали себя, но тут жена забеременела.
— Женщины не беременеют сами по себе. Детей обычно делают вдвоем.
— Ладно, мы забеременели, в чем раскаивались целых семь лет. Конечно, мы не досадовали, что у нас появилась Кирсти, но сожалели о себе. О том, что связали себя отношениями, которые уже не были желанными ни для одного из нас. Продолжали жить вместе ради ребенка. Теперь я со всей уверенностью могу сказать, что это не всегда правильно.
— Вы словно ищете себе оправдание за то, что ушли из семьи.
Энцо покосился на Шарлотту:
— Ох, я и забыл, что говорю с психологом. Вы мне хоть счет за консультацию не пришлете?
— Стало быть, вы встретили другую?
Маклеод отвел глаза. Собственная история казалась ему уникальной, но, судя по всему, Шарлотта слышала подобные признания десятки раз.
— На конференции Международной ассоциации научных судмедэкспертов в Ницце.
Шарлотта улыбнулась:
— Полагаю, организаторы выбрали Ниццу из-за ее важной роли в развитии судебно-медицинской экспертизы.
Энцо засмеялся:
— Верно. Солнце и морепродукты очень полезны судмедэкспертам.
— Она работала судебным медиком?
— Окончила институт. Ей было двадцать три, мне тридцать. Она опрокинула свой бокал мне на колени, и я понял — это судьба.
У другого берега Сены полицейский катер сорвался с места и помчался вверх по течению, мигая синими огнями и завывая сиреной.
— Значит, вы оставили жену и ребенка и переехали во Францию?
— Я бросил не только семью, но и карьеру. Я плохо знал французский и не мог получить работу в научно-техническом подразделении полиции. Разумеется, к тому времени Паскаль уже была беременна… — Предупреждая возражения, Маклеод поправился: — То есть я сделал ее беременной.
— Господи! — всплеснула руками Шарлотта. — Вы что, никогда не слышали о презервативах?
Энцо не сдержал улыбки.
— И что произошло?
Маклеод сжал челюсти — на щеках проступили желваки — и пристально уставился куда-то вдаль, на остров Сен-Луи.
— Она умерла во время родов. Оставила мне красавицу дочку, чтобы напоминать о себе каждый день до конца моей жизни. — Он резко встал и сунул руки в карманы, стараясь скрыть обуревавшие его эмоции. — К счастью, Софи оказалась настоящим сокровищем. Она лучшее, что есть у меня в жизни.
Помолчав, Шарлотта спросила:
— А как поживает ваша первая дочь?
У губ Энцо появилась горькая складка.
— Кирсти не хочет даже разговаривать со мной. — Обернувшись, он встретился глазами с Шарлоттой. — Самое смешное, что она здесь, в Париже. Живет на острове Сен-Луи, в полумиле отсюда, — показал он глазами на реку. — А я для нее словно не существую.
От Беллина ощутимо несло покойником. Разумеется, он принял душ и переоделся, но едва вошел, как по кабинету сразу распространился специфический запах прозекторской. Беллин был в приподнятом настроении — темные глаза блестели от сдерживаемого возбуждения. Патологоанатом провел гостей в свою крошечную лабораторию. Голова, которую он накануне снял с полки, по-прежнему лежала на столе. Шарлотта с интересом взирала на нее.
— Эта? — спросила она. Энцо кивнул, пристально глядя на восторженную поклонницу Гейяра, многократно смотревшую его телешоу, но Шарлотта пожала плечами и нахмурилась: — Совсем не похоже на то, что я помню.
— Подождите, — сказал Беллин, усаживаясь перед двадцатидюймовым монитором своего «Макинтош G-5» и нетерпеливо потеребив «мышку». Заставка исчезла, и в центре экрана появилась фотография Гейяра. Беллин повернулся и с торжеством уставился на Энцо.
Тот стоял в замешательстве, не зная, на что должен обратить внимание.
— Ну, и где муляж?
Беллин улыбнулся:
— Вы на него смотрите. Цифровые фотоснимки обработаны программой, волосы и усы наложены и скорректированы по размеру. — Он тронул клавишу, и трехмерное изображение, удивительно похожее на настоящее, медленно повернулось на экране.
Послышался странный звук, похожий на всхлип. Шарлотта, задохнувшись, впилась глазами в экран.
— Это он, — прошептала она.
— Выглядит очень похоже, но это не доказательство, — покачал головой Маклеод.
— Как же в таком случае доказывать? — возмутилась Шарлотта.
— С помощью анализа ДНК, — ответил Беллин.
— Череп по-прежнему у вас? — спросил Энцо.
— Разумеется. — Беллин встал и открыл дверцу шкафа, где на нижней полке в ряд были выложены семь или восемь черепов, снабженных ярлыками, взял один из них и водрузил на стол. На размозженной нижней челюсти отчетливо виднелось множество склеек.
Энцо почувствовал, как шевельнулись волосы на шее сзади. Он не сомневался, что видит череп Жака Гейяра.
— Когда в девяностых американцы посылали судебных медиков в Боснию, — сказал он Шарлотте, — идентифицировать останки, найденные в массовых захоронениях, они применяли новую методику, позволяющую получать профиль ДНК из смолотых в порошок костей. Позднее эта техника использовалась в Ираке. — Он взглянул на Беллина: — В вашей лаборатории могут сделать то же самое, мелко растерев маленький фрагмент черепа?
Беллин наклонил голову в знак согласия:
— Мы получим результат через двадцать четыре часа.
Крупный белый лебедь, легко скользя по водной глади и оставляя за собой расходящуюся рябь, безбоязненно подплыл к окну и жадно глядел на еду на столе. Вдали блестящие красные черепичные крыши старого города поднимались от порта Булье к внушительной каменной башне средневековой тюрьмы и нестерпимо яркому, голубому, словно лепестки лотоса, небу.
Маклеод был рад вернуться в Кагор и на время забыть шумный и грязный Париж с его безликими новыми высотками, теснившими старые улицы. Здесь он снова мог дышать полной грудью. Он скучал по лесистым холмам на берегах Гаронны, по прозрачному чистому воздуху, по звону церковных колоколов, плывшему над морем старинных островерхих крыш, призывая верующих к молитве. В патриархальном Кагоре жизнь казалась гораздо проще.