Хорошее настроение продлилось ровно до той минуты, как он вошел к себе в квартиру и в темном коридоре споткнулся обо что-то твердое, ребристое, заработав большой синяк на голени. Догадавшись, что это металлодетектор Бертрана, Маклеод в сердцах помянул черта.
Детектор лежал здесь еще до поездки в Париж, неожиданно появившись однажды вечером, когда Энцо спускался в кафе «Форум» выпить чашку кофе. На лестнице он столкнулся с Бертраном, обнимавшим мускулистыми руками длинношеий агрегат с дискообразной головой.
Энцо никогда не скрывал неприязни к дружку Софи с торчащими, наполовину обесцвеченными прядями и кретинскими железяками в бровях, носу и губе.
— Что за…
— Привет, папа! — Из-за плеча Бертрана показалось улыбающееся личико Софи. Энцо моментально забыл о нахлынувшем раздражении. Всякий раз, когда дочь появлялась перед ним неожиданно, он словно воочию видел ее мать — те же яркие карие глаза, лицо сказочной феи, длинные иссиня-черные волосы, — и тут же с нежностью и болью вспоминал Паскаль. Единственный штрих с поразительной точностью передался Софи от него — белая прядь у левого виска, правда, не столь яркая. — Ничего, если мы на пару дней оставим это в коридоре? У мамы Бертрана нет места, а в спортзале не разрешает служба безопасности.
Несмотря на антипатию к Бертрану, Энцо не мог рассердиться на дочь всерьез и надолго.
— Что это за ерундовина? — спросил он наконец.
— Металлодетектор. Бертран задешево купил на барахолке. Теперь даже у детей такие — обзавелись, когда на берегу выше моста Луи-Филиппа стали находить старые римские монеты. Они стоят целое состояние…
— Это ненадолго, мсье Маклеод, — пообещал Бертран. — Пока я не расчищу место у матери на чердаке.
Но, как свидетельствовала ноющая голень, детектор прочно обосновался у них в коридоре. Энцо взглянул на часы. Был уже день, но дверь в спальню Софи плотно закрыта. Дети не боятся проспать всю жизнь; это прожившим больше, чем осталось, подобная роскошь кажется преступной расточительностью: так вся юность пролетит, не успеешь и глазом моргнуть. Как писал Омар Хайям:
Ты скажешь, эта жизнь — одно мгновенье.
Ее цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведешь ее, так и пройдет,
Не забывай: она — твое творенье. [28]
Энцо невольно вспомнился Жак Гейяр, обладавший благочестием и мудростью; ни время, ни люди не смыли его кровь, пролитую на ступеньках алтаря Сент-Этьен-дю-Монт. Энцо был твердо настроен найти убийцу. Он толкнул дверь в гостиную — посмотреть, закончили ли рабочие ремонт.
В sèjour царил настоящий хаос. Мастера сняли со стены книжные полки и как попало свалили сотни книг на столы, стулья и большую часть пола. На их место водворилась огромная белая доска два на три метра. Полюбовавшись ею, Энцо начал расчищать себе путь к столу, чтобы поставить компьютер.
В дверь квартиры постучали, и девичий голосок позвал:
— Мсье Маклеод!
— Проходите, я дома.
Молодая девушка, ровесница Софи, появилась на пороге. Увидев ее, Энцо сразу вспомнил, кто она и зачем пришла, и мысленно проклял свою забывчивость. Невысокая девушка не была дурнушкой, но двигалась довольно неуклюже. Ее широкий таз в Шотландии назвали бы хорошими бедрами для будущей роженицы. Джинсы тесно облегали полные ягодицы, а футболку с V-образным вырезом натягивали упругие груди, которые один из преподавателей, коллега Энцо, сладострастно назвал однажды дыньками канталупами. От них трудно было отвести глаз, и Энцо, к своему стыду, спохватился, что посмотрел не раз и не два. Вошедшая, хорошенькая круглощекая брюнетка с длинными волнистыми волосами, стянутыми в конский хвост, пролепетала, пунцовая от смущения:
— Извините, мсье Маклеод, я не помешала?
— Николь! — Энцо поднял ладони в жесте раскаяния. — Прошу прощения, я совершенно забыл. Понимаешь, тут такие дела… ну… — Он оставил попытки что-нибудь объяснить. — Просто из головы вон.
— Я знаю, я была в больнице. Там сказали: «Мы не в курсе».
— Они действительно не предупреждены. Я не успел побеседовать с доктором Коком.
— Сказали, я опоздала, в больницу уже набрали студентов на лето.
— Черт, — буркнул Энцо.
— Я очень рассчитывала на летнюю практику. Ну, в смысле денег… — Она уставилась в пол, слишком смущенная, чтобы встретиться с ним взглядом. — Извините, я не знала, что делать и куда еще идти.
— Господи, Николь, прости меня! — Он хотел обнять ее и заверить, что все будет хорошо, но не знал, насколько близко можно прижать обладательницу такой роскошной груди. Да и надежда на благоприятный исход была эфемерной: число вакансий для студентов ограничено и сейчас все уже заполнены. Он здорово подвел Николь. Движимый раскаянием, неожиданно для себя Энцо предположил: — Слушай, хочешь, приходи сюда и работай на меня!
Выпалив это, Маклеод сразу пожалел о сказанном. Как он собирается ей платить? Если он выиграет пари и получит по тысяче евро от префекта и начальницы полиции, тогда не поскупится, а вот если нет… Ладно, об этом будем думать позже.
Николь изумленно подняла глаза. Сквозь смущение на ее лице медленно проступило удовольствие.
— Работать на вас?
— У меня есть на лето один проект. Нужна помощница, умная и на ты с компьютером и Интернетом.
— Я подхожу, — живо откликнулась она.
— Я знаю.
— Я сижу в Интернете, сколько себя помню. Вы же не забыли «Николь звонит миру»?
Энцо кивнул, уже раскаиваясь в своем решении. Пусть Николь его лучшая студентка — никто не сомневается в ее академических талантах, но ей недостает элементарных навыков общения. Единственный ребенок в семье, Николь выросла на уединенной ферме в горах Аверона и оказалась совершенно не готова к студенческой жизни в четвертом по величине городе Франции. На первом курсе в Тулузе ей пришлось несладко, в том числе из-за жестокости товарок.
— О, — спохватилась Николь, снова приуныв, — но где же я буду жить? Ездить каждый день из дома слишком далеко.
Энцо ничего не оставалось, как предложить очевидный выход.
— У нас есть свободная комната, — сказал он, не веря, что решился произнести это вслух. Но в конце концов, он подвел Николь с работой в больнице.
Девушка снова расцвела.
— Вы не пожалеете, мсье Маклеод, обещаю! — И после паузы спросила: — А что за проект?
— Долго объяснять, Николь. Ты лучше поезжай домой, собери вещи и возвращайся завтра. Утром поговорим.
Когда он провожал Николь, из спальни появилась заспанная Софи в купальном халате и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала отца в щеку.
— Что случилось? — спросила она, разглядывая Николь и часто моргая, чтобы прогнать сон.