Энцо пожал руку каждому:
— Enchanté. [34]
Молодой человек в белом пиджаке хлопотал у двери. Мари Окуан сделала ему знак.
— Что вы будете пить? Кажется, шотландцы выбирают виски?
— Спасибо, с удовольствием.
— Какую марку предпочитаете?
— «Гленливет», если у вас есть. — Энцо почти не сомневался в отрицательном ответе.
Но министр невозмутимо кивнула официанту и провела Энцо к креслу.
— Судья Лелон — один из лучших juges d’instruction [35] в Париже. Вы знаете, что juge d’instruction?
— Судья, ведущий полицейское расследование.
— Значит, вы знакомы с нашей правовой системой?
— Я живу во Франции двадцать лет, министр.
— О, конечно-конечно! Вы оставили жену и семью в Шотландии, предпочтя Кагор и concubinage [36] с молодой дамой, которая умерла, дав жизнь вашей дочери. Софи, кажется?
Мари Окуан ничуть не скрывала, что о нем специально собирались сведения. Энцо словно холодной водой окатило.
— Да.
— Скажите мне, — подалась вперед министр, отодвинувшись на краешек кресла, — что заставляет мужчину бросать семью и успешную карьеру ради переезда в другую страну, где он преподает биологию в заштатном вузе?
Энцо посмотрел на министра юстиции и решил, что не очень-то она ему и нравится — слишком покровительственно и высокомерно держится.
— На это может сподвигнуть только секс, министр, — ответил он самым серьезным тоном.
Не подавая виду, Маклеод насладился немым шоком — словно в комнату внесли что-то нечистое, а затем Мари Окуан расхохоталась и захлопала в ладоши, как ребенок. На лицах гостей появились вежливые улыбки, хотя присутствующих явно оскорбила вульгарность Энцо.
— Браво, мсье Маклеод, браво. Думаю, мы с вами отлично поладим.
Энцо, напротив, был уверен в обратном. Ему принесли виски. Первый официальный тост подняли за здоровье. Завязалась светская беседа. Кристиан Окуан рассказал, что является директором Сельскохозяйственного банка. Это объясняло, как они смогли себе позволить шкаф Людовика XIV и квартиру на улице Жоржа Манделя. Из газет Энцо знал об отсутствии у четы Окуан детей и заметил, что они не смотрят друг другу в глаза. Язык телодвижений свидетельствовал о непоправимом крахе отношений этой пары, но они оставались вместе, сохраняя лицо. Судья Лелон хранил молчание, настороженно поглядывая на Энцо из-под густых бровей, зато его жена, не закрывая рта, трещала о тяготах подготовки к августовскому переезду в летний коттедж в Бретани. Судья на секунду оторвал взгляд от Энцо, посмотрел на жену и довольно зловеще изрек:
— Пожалуй, в этом году ты прекрасно съездишь одна, Жаки.
Наконец они перешли за стол, устеленный бамбуковыми ковриками, на которых лежали палочки. Принесли жасминовый чай в тонких фарфоровых чашках, и потянулась череда китайских блюд, вовремя подносимых из кухни двумя официантами. Еда оказалась превосходной, и Энцо не заставил себя упрашивать.
Министр юстиции отлично владела искусством вести беседу — задавала умные вопросы, делала тонкие замечания. Выяснив, что Энцо любит музыку, она призналась в своей горячей любви к спелеологии.
— Я часто бываю в ваших краях, — говорила Мари Окуан. — Однажды спускалась по веревке в gouffre [37] в Падираке. — Вино текло рекой. Энцо немного расслабился, и министр не упустила этого момента: — Насколько я знаю, ваша шотландская дочка сейчас работает в Париже?
Он поднял глаза от тарелки, ощущая, как краснеет.
— Да.
— Письменный и устный перевод — перспективная профессия в расширяющейся Европе. У нее практика?
— Да, по-моему.
Министр поставила локти на стол.
— Могу устроить ее на хорошую должность в одном из министерств.
— Вряд ли она захочет.
— Но отчего же? — изумилась Мари Окуан.
— Она не слишком расположена к своему отцу. Думаю, отвергнет любую помощь, как-то связанную со мной.
Министр пожала плечами.
— Глупышка, — бросила она и резко сменила тему: — Так что вы думаете о заседании нового парламента в Эдинбурге?
— Считаю правильным все, что приближает процесс принятия решений к народу.
— Вот как? Некоторые политические обозреватели считают «народ» недостаточно квалифицированным или информированным, чтобы принимать решения.
— О, совсем забыл! — съязвил Энцо. — Вы, французы, полагаете, что государством должна управлять интеллектуальная элита. Президент, премьер и половина кабинета министров во Франции традиционно заканчивают Национальную школу управления — ЕНА. «Енархи», так вы себя называете? Префекты провинций, руководящие упомянутым необразованным простонародьем, тоже назначаются вами, а не избираются жителями, верно?
Министр осталась невозмутимой.
— Интересная точка зрения, мсье Маклеод. Позвольте обратить ваше внимание, что, согласно вашим же меркам, половина членов правительства не являются выпускниками ЕНА. А «енархи» попадают в органы власти благодаря своим способностям и служебному соответствию.
Обед подходил к концу, и Энцо чувствовал, что с него достаточно. Вино придало ему смелости, усталость подточила терпение. Он смял салфетку и бросил ее на стол.
— Министр, почему я здесь?
Глаза Мари Окуан сделали почти неуловимое движение в направлении мужа. Тот немедленно поднялся на ноги:
— Жаклин, я нашел те гравюры. Пойдемте в кабинет, выбирайте, какие захотите. А потом мы присоединимся к остальным за кофе с ликером.
— Конечно. — Мадам Лелон поднялась из-за стола с застывшей любезной улыбкой.
— Извините нас, — произнес Кристиан.
Когда они вышли, Энцо оказался наедине с Мари Окуан и сидевшим напротив судьей Лелоном. Неожиданно для себя Маклеод ощутил груз неясной ответственности.
— Готовы результаты экспертизы ДНК рук, найденных в Тулузе, — произнесла министр. — Это действительно останки Жака Гейяра.
— Я в этом не сомневался.
— Осталось дождаться отчета патологоанатома.
— А он вряд ли много вам скажет. Разве что напишет: повреждения в виде зарубок и бороздок на костях возникли, когда Гейяр пытался закрыться руками от ножей убийц.
— Убийц? — переспросил судья. — Почему не убийцы?
— Слишком много повреждений на обеих руках. Либо нападал настоящий безумец, либо убийц было несколько.