— Мне «Пуйи-фюме». Бренди? — уточнил он у Энцо.
В ожидании заказа Раффин прикурил новую сигарету и произнес:
— Я посмотрел в Интернете, мсье. Там сказано, что вы преподаете биологию в университете Поля Сабатье в Тулузе. Почему я вообще должен тратить на вас время?
— Я работал в шотландской police scientifuque. [4] Давно, еще до появления Интернета.
— И вы считаете, этого сегодня достаточно, чтобы давать заключения?
— Я по образованию судебно-медицинский эксперт и биолог, мсье Раффин. Семь лет работал в полиции Стрэтклайда в Глазго, последние два года в качестве начальника медико-биологической лаборатории, в ведении которой находилось все — от анализа крови с крупных криминальных разборок до определения состава волосков и волокон. Я участвовал в создании базы данных ДНК, интерпретации повреждений одежды и детальном осмотре мест преступления. Я упоминал, что являюсь одним из четырех байфордских специалистов [5] в Великобритании? Это автоматически делает меня экспертом-аналитиком серийных убийств.
— Делало, мсье Маклеод. Все изменилось.
— Я регулярно знакомлюсь с последними достижениями в данной области.
— Отчего же вы прекратили этим заниматься?
— По личным причинам.
Раффин оценивающе смотрел на Энцо светло-зелеными глазами. На вид ему было лет тридцать пять — тридцать шесть. Очень гладкая загорелая кожа, бледные губы, нос тонкий, заостренный и немного великоватый, но он не портил Раффина. Когда принесли напитки, журналист вздохнул и сделал маленький глоток из запотевшего бокала.
— И все-таки почему я должен с вами сотрудничать?
Энцо резким движением осушил бокал. Обжигающая жидкость огненным водопадом устремилась в желудок. Маклеод ощущал прилив безрассудства и желание заполнить пустоту, образовавшуюся в его жизни, но счел за лучшее умолчать о пари.
— Потому что я намерен выяснить, что случилось с Жаком Гейяром, — сказал он. — С вашей помощью или без нее.
Раффин жил на улице Турнон на втором этаже, над двумя художественными галереями, в какой-нибудь сотне метров от величественного, подсвеченного прожекторами сената, верхней палаты французского парламента. Три яруса классических колонн поддерживали венчающий здание купол. Отсюда длинная узкая Турнон тянулась до бульвара Сен-Жермен и Сены.
Набрав код, Раффин толкнул огромную тяжелую зеленую дверь, и через мощенный булыжником проход они вышли во двор в форме буквы L, почти целиком прикрытый огромной кроной старого каштана. В распахнутых окнах горели огни. Горожане проветривали квартиры после долгого знойного дня. Слышно было, как люди говорили и смеялись, собравшись за ужином. Где-то играли на пианино, неуверенно подбирая Шопена.
— Мне нужны гарантии эксклюзивности, — произнес Раффин. — Никто другой не должен печатать результаты вашего расследования. Права на публикацию должны принадлежать мне. Не исключено, что придется оговорить это письменно.
— Как хотите, — отозвался Энцо.
Раффин толкнул застекленную дверь и первым пошел вверх по деревянной лестнице, змеей обвивавшей узкую шахту лифта.
В «Ле Бонапарт» он принял решение спонтанно, одним глотком осушив бокал «Пуйи-фюме», и поднялся на ноги.
— Отлично, тогда за дело. У меня скопились горы записей после собственного расследования. Даже малая доля этих материалов может составить целую книгу. Пойдемте ко мне, заберете бумаги с собой и изучите на досуге. — Он уже шел через улицу, но остановился, словно что-то вспомнив, и покровительственно бросил: — Можете заплатить за напитки.
На площадке второго этажа Раффин достал ключи и открыл дверь. Они вошли в квадратный холл. Бледный свет уличных фонарей со двора сочился через жалюзи длинными узкими полосами.
Вдруг журналист насторожился.
— Что случилось? — тут же отреагировал Энцо.
Раффин вскинул руку, призывая к молчанию. Створки двойной двери, ведущей из холла в темную большую комнату, были приоткрыты, и через нее из спальни тянулась длинная ярко-желтая дорожка. Там кто-то возился. Чья-то тень на секунду закрыла свет.
— Cambrioleurs, [6] — прошептал он и, осторожно положив куртку на спинку кресла, повернулся к книжным полкам, поднимавшимся ярусами до самого потолка. Вытянув снизу большую энциклопедию в тяжелом переплете, он поднял ее над головой и крадучись направился в гостиную. Маклеод шел следом, отметив про себя, что журналист выглядит немного комично. «Мировую историю» Энцо счел неэффективным оружием. Размахивая энциклопедией над головой, можно скорее напугать грабителя до смерти, чем нанести серьезный физический ущерб.
Неожиданно дверь спальни распахнулась, яркий электрический свет залил комнату, и Раффин застыл на месте с поднятой «Мировой историей». Высокая женщина, стоявшая в дверном проеме, глядела на него с изумлением. Она была в длинном черном платье, перехваченном в талии, без рукавов, с глубоким вырезом. Роскошные темные кудри с серебристыми бликами на крутых изгибах обрамляли лицо и падали на плечи. Кожа была чистой и слегка загорелой, большие удивленные глаза пристально смотрели на мужчин. Энцо подумал, что такой красавицы не видел уже давно.
Она перевела взгляд на энциклопедию, которую Раффин держал над головой, и поморщилась:
— Бога ради, убери это, Роже. История — не твой конек.
Роже медленно опустил книгу.
— Что ты здесь делаешь? — В его голосе слышалось неприкрытое раздражение.
Гостья через плечо оглянулась на спальню:
— Пришла забрать оставшиеся вещи. Тебя не было дома, но у меня есть ключ.
Раффин положил «Мировую историю» на обеденный стол и требовательно протянул руку.
— Освобождаю тебя от этой обузы, — саркастически сказал он.
Длинные аристократические пальцы женщины скользнули в карман, спрятанный в складках платья, и на свет появился ключ на длинном кожаном ремешке. Раффин выхватил его у нее и спросил напряженным голосом:
— Ты все взяла?
— Да, пожалуй. Мне нужна сумка.
— В гардеробной есть большие пластиковые пакеты.
Гостья не двинулась с места, выразительно взглянув на Энцо:
— Ты нас не представишь?
Раффин посмотрел на гостя, словно впервые вспомнив о его присутствии, и коротко бросил: