— Попробуйте спросить доктора Ломакса. Он возглавлял одну из групп, пока ему не пришлось пойти по вызову. Врачи всегда всех знают, правда?
Доктор, который снабжал Джемму Лоуренс снотворным, практиковал на дому, в здании, которое было построено в стиле викторианской готики, отличалось внушительными размерами и выделялось среди всех домов по Чилтерн-авеню. Уэксфорд Подъехал в тот момент, когда доктор закапчивал свой дневной прием.
Ломакс оказался усталым маленьким человечком, который говорил пронзительным голосом, и, кроме того, у доктора был легкий шотландский акцепт. Выло похоже, что и он тоже мало чем мог помочь.
— Мистер Крэнток, мистер Рашуорт, мистер Дин…
Он перечислил целый список мужчин, считая их на пальцах, хотя какой был от этого толк, Уэксфорд не знал, потому что количество людей в поисковых группах никто никогда не подсчитывал. Ломакс тем не менее, дойдя до конца своего списка, уверенно заявил, что среди поисковиков оказалось трое незнакомых людей, в том числе один велосипедист.
— Каким образом они узнали об этом, для меня непостижимо, — сказал он, повторяя слова Крэнтока. — Я и сам-то узнал потому, что моя жена вошла и сказала мне об этом в то время, как я вел прием. Видите ли, супруга ассистирует мне в качестве медсестры и слышала, как кто-то говорил об этом на улице, когда она помогала выйти из машины одной пожилой пациентке. Жена сразу же пришла сюда и сказала мне, и, когда от меня ушел последний пациент, я вышел на улицу, узнать, что я могу сделать, и тут увидел все ваши машины.
— Во сколько это было?
— Во сколько жена сказала мне об этом или во сколько я вышел на улицу? Было, наверное, чуть больше шести, когда я вышел на улицу, но моя жена сказала мне двадцать минут шестого. Я могу утверждать это с точностью, поскольку старушка, которой она помогала выйти из машины, всегда приезжает двадцать минут шестого по четвергам. А что?
— Вы были одни, когда жена сказала вам об этом?
— Ну конечно нет. У меня была пациентка.
Уэксфорд сразу заинтересовался:
— Ваша жена сообщила вам эту новость шепотом? Или сказала громко, так что пациентка могла услышать?
— Она сказала это громко, — проговорил Ломакс довольно холодно. — А почему нет? Я сказал вам, что она ассистирует мне как медсестра.
— Вы, естественно, помните, кто была та пациентка, доктор?
— Нет, естественно, не помню. У меня множество пациентов. — Ломакс немного помолчал. — Это не была миссис Росс, та пожилая дама. Она все еще находилась в приемной. Это была либо миссис Фостер, либо миссис Гэрретт. Моя жена вспомнит, у нее лучше память, чем у меня.
Позвали миссис Ломакс.
— Это была миссис Фостер. У нее четверо собственных ребятишек, и я помню, что она страшно расстроилась.
— Однако ее муж не принимал участия в поисковых работах, — сказал Ломакс, который теперь, похоже, следовал логике Уэксфорда. — Я его не знаю, он не мой пациент, но он не мог участвовать в поисках. Миссис Фостер как раз сказала мне, что он сломал большой палец.
Кроме того, что она раздраженным тихим голосом сказала: «Разумеется, я останусь, пока ты не устроишь все», — Грейс почти не разговаривала с Верденом после того, как сказала ему о своих планах. За столом, в то единственное время, когда видели друг друга, они едва поддерживали видимость вежливого разговора ради детей. Верден проводил все вечера и ночи с Джеммой.
Он сказал ей, никому больше, что Грейс оставляет его, и очень удивился, не понимая этого, когда ее огромные задумчивые глаза округлились и она сказала, как ему повезло, что его дети будут только с ним и никто не сможет встать между ним и ими и пытаться отнять их любовь. Тут с ней случился один из ее ужасных приступов рыданий, она колотила руками по старой пыльной мебели, плакала, пока ее глаза не опухли и не превратились в щелочки.
После этого Джемма позволила ему заняться с ней любовью, хотя «позволила» было не то слово. Находясь в постели с ним, она, похоже, быстро забывала о том, что являлась матерью, потерявшей ребенка, и становилась просто молодой чувственной женщиной. Майк знал, что секс для нее средство забыться, терапия, — она так говорила, — по он был уверен, что ни одна женщина не могла демонстрировать так много страсти, если для нее это являлось только физическим чувством. Женщины, твердо верил он, были не такими. И когда она говорила ему ласково и почти застенчиво, что любит его, когда она не упоминала о Джоне в течение двух часов, его счастье не знало границ, все его заботы отступали.
Ему пришла в голову прекрасная идея. Берден подумал, что знает решение того, как преодолеть невзгоды им обоим. Она хотела ребенка и хотела быть матерью его детям. Почему бы ему не жениться на ней? Он мог подарить ей другого ребенка, подумал Майк, гордый своей принадлежностью к мужскому полу, своей потенцией, которая доставляла ей такое наслаждение. Может быть, она уже была беременна, он ведь ничего не делал, чтобы избежать этого. А вдруг? Берден боялся спросить ее, боялся пока говорить обо всем этом. Но он повернулся к ней, побуждаемый своими мечтами, с желанием обладать ею. Даже в этот момент они, может быть, зачнут ребенка, они двое. Майк надеялся на это, потому что тогда ей придется выйти за него…
Фостеры жили в Спарта-Гроув, откуда было рукой подать до «Пегой лошадки», в маленьком домике, стоявшем в ряду двенадцати ему подобных.
— Я ни единой живой душе не заикнулась об этом бедном малыше, — сказала миссис Фостер Уэксфорду, — кроме своего мужа. Он сидел в шезлонге, успокаивая свой бедный большой палец, и я бросилась к нему, чтобы сообщить приятную новость.
— Приятную новость?
— О боже, что же вы можете обо мне подумать! Я не имею в виду этого бедного маленького мальчика. Я сказала ему об этом, но только потом. Нет, я хотела сообщить ему о том, что сказал доктор. Бедный, он же на стену лез, и я тоже из-за этого. Мой муж, я имею в виду, а не доктор. Мы-то думали, что у нас появится еще один, что я «залетела», это я, у которой их уже и так четверо. Но доктор сказал, что это было началом периода. Какое облегчение! Вы не поймете. Я приготовила детям чай, и мой муж повел меня в «Лошадку» отпраздновать. Я упомянула о бедном маленьком мальчике, когда мы сидели там. Ведь хочется же немного посплетничать, правда же, особенно когда вы вне себя от радости. Но было уже хорошо за семь, когда мы пришли туда, это я точно знаю.
Ниточка, которая казалась такой многообещающей, завела в тупик.
Еще были сумерки, и на Спарта-Гроув оказалось полно детей, которые играли на тротуарах. Не похоже, чтобы кто-то присматривал за ними, никто не следил из-за занавески за ангелоподобным мальчонкой с золотыми локонами или за катающейся на трехколесном велосипеде девчушкой с кофейного цвета кожей и глазами, похожими на сливы. Без сомнения, их матери находились рядом, но, наблюдая за ними, оставались сами незамеченными.
«Лошадка» была открыта, и с тем же постоянством, с каким восходит солнце, со стороны Чартерис-роуд появился Мартышка Мэтьюс, поддерживающий Чарли Кэтча, иначе именуемого мистером Кэсобоном. Уэксфорд поспешил уйти, пока они его не заметили.