Мысли роились в голове и будто бы общались между собой: спорили. Приводили свои доводы. В них вклинивались еще мысли. Те самые. Про тайное метро. Зачем оно вдруг понадобилось Самохину? И как его искать, если там какая-то чертовщина в лабиринтах туннелей и коридоров? Чего вообще ждать от грядущего похода в неизвестность, и можно ли вообще найти хоть какую-то возможность этого похода избежать?
Разум Загорского был погружен во все это броуновское движение мыслей, вопросов, предположений и борьбы мотивов, а тело уже на автомате извлекло из стола жестяную коробку с инструментами и припоем. Он уже сел за стол и вскрыл упаковку заветного подарка от Тиграна. Уже раскручивал блок питания. Уже разложил рядом различные старые бытовые электроприборы, части которых могли пригодиться в переделке питания рамки. А мысли все роились и роились.
В носу защипало от испарений олова и канифоли. Глаза заслезились от едкого дымка. Отчасти это немного помогло выйти из плена всего того внутреннего хора голосов и вернуться в реальность. Правда, реальность эта была, как всегда, мрачна и бесперспективна…
Работает!
Волнение охватило Александра, когда после долгих манипуляций с паяльником и различными запчастями он сменил в розетке «вилку» паяльника на блок питания фоторамки. Экран устройства, столько лет пролежавшего в забвении среди руин города и казавшегося уже никому и никогда ненужным, ожил. Замерцал. Появился логотип производителя. Затем электронное меню. Крот осторожно, заметно дрожащими руками взялся за рамку и уставился на цветные иконки меню, собранные мириадами пикселей. Сейчас это казалось настоящим чудом. Когда-то, в совершенно ином мире иной эпохи, люди создали этот предмет для бытового уюта. А потом все превратилось в пыль. И вот сейчас яркие цвета электронного меню словно дразнили, светя ему из утерянного навсегда прошлого.
«Установите текущую дату».
Какая сухая и бездумная просьба. А существует ли вообще сейчас эта дата, и есть ли в ней смысл? В раскладке даты месяц и день были по нулям. А вот год стоял 2010-й. Видимо, тогда и был собран сей прибор. Вспоминая, как когда-то он пользовался такими вещами, как чем-то само собой разумеющимся, Загорский осторожно ткнул пальцем в навигационные клавиши. 2011… Еще раз. 2012… 2013… Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Кто-нибудь думал о том, что ждет их в будущем? Кто-нибудь видел себя лишенным всех этих безделушек и других благ цивилизации и прячущимся от действительности в подземных норах? 15, 16, 17… «Где календари всех этих промотанных тленом и пеплом лихих годин? Где те, кто придумал все эти милые безделушки? Где те, кто ими пользовался и торговал? Где наши жизни?..»
2033.
— Вот тебе текущая дата, — прошептал рамке Александр. — Довольна? Посмотри вокруг. Нравится тебе все это? Нет? Мне тоже.
Но это еще не все. Оставалось самое главное. Он извлек из безжизненного серебристого фотоаппарата Лены Бергер карту памяти. Поднес к слоту картридера электронной рамки и застыл. Выдержит его разум и сердце то, что, быть может, эта карточка не работает и его надежда на мимолетное путешествие в иное прошлое рухнет? Или нет… Выдержит ли его сердце образов того прошлого, что было сожжено и застыло в расплавленных камнях эпицентров термоядерных ударов навечно?
Он поджал губы и вставил карту памяти в рамку.
«Обнаружен съемный носитель, — возвестила рамка. — Идет загрузка. Подождите».
— Я столько лет ждал, — прошептал Александр. — А сейчас будто и не было этих лет…
И прошлое набросилось на него ярким и беспощадным потоком разноцветных, подсвеченных пикселей, собирающих мозаику утраченного. Невероятно яркие, непривычные, забытые тона. Сочная зелень! Голубое небо! Румяные, улыбающиеся лица! Образы недоступного рая, дразнящие грешников, брошенных в ад настоящего. Узрите грешники! Это — рай! И будь вы праведней, добрее, честнее, вы бы жили в раю! Но вы все уничтожили! Так смотрите и плачьте!
И Саша заплакал. Он вдруг только сейчас осознал со всей ясностью, насколько до безумия мазохистским было его желание оживить эту карту памяти с сохраненными на ней кадрами сожженного рая и той счастливой жизни, живя в которой люди и не думали, что это рай и что они счастливы и живы. И только сейчас все встало на свои места.
Он листал кадры и не мог остановиться, хотя не было еще в этом новом времени сожженного мира ничего, что доставляло бы ему такую жгучую, пронзающую все тело и разрывающую сердце боль, как эти невыносимо яркие и пестрые кадры той жизни.
Родная школа № 2 на улице Гагарина. Фонтаны на площади Победы. Храм и его сверкающие купола. Вот они, его сгинувшие одноклассники. Вот Руслан Махеев и Лена Бергер фотографируются вместе возле музейной подлодки у дворца спорта «Юность». А это Ленка вскинула руки и улыбается, позируя с эстакадного моста на фоне кафедрального собора. А вот они всем классом у «Королевских ворот». Саша с ужасом понял, что он совершенно не может узнать себя на этих фотографиях. Тот паренек в очках с постоянно серьезным лицом? Почти без улыбок. Да это он, но… Это ведь невероятно, что это он в яркий солнечный день под голубым небом среди счастливых и не бледных людей, находящихся на поверхности. А вот у «Эпицентра» — торгового центра с названием, всю дикую беспощадность которого осознаешь только сейчас. И он снова себя не может узнать. А вот красивая, ярко напоминающая о былом Кенигсберге воссозданная «Рыбацкая деревня» на берегу Прегеля. [17] А вот его друзья возле напоминания о другом прошлом. У памятника Калинину, что стоял возле Южного вокзала. А вот и Пятый форт. Лена фотографировала одну из множества реконструкций штурма города. Смеющиеся участники постановки в советской форме и униформе вермахта. Позируют все в обнимку. Наконец очередь дошла и до тех фотографий, которые Лена делала в тот самый день, когда они спустились в подземные казематы. Как оказалось, навсегда. Темные и мрачные фотографии со скудной гаммой цветов. Но насколько они ярче и прекрасней, чем то, что есть сейчас! Хотя миру оставалось тогда всего несколько дней. А это что за рожа? Да это же Егорка Хрусталев! Да! Загорский вспомнил, как он светил фонарем на Ленкин зад, как она развернулась и, нажав кнопку фотоаппарата, сверкнула ему прямо в лицо вспышкой. А фотография ведь осталась…
Саша зажал рот ладонью, потому что чувствовал: не сделай он этого, и зарыдает так громко, что будет слышно всюду в этом подземелье, населенном остатками людей, даже не подозревающих, что рядом с ними из экрана фоторамки хлынуло яркое и счастливое прошлое.
Физиономия Хрусталева занимала большую часть фотографии и оказалась совсем засвечена близким импульсом вспышки. Были видны только его выпученные от неожиданности глаза с темными колодцами зрачков и точки веснушек на искаженном и вытянутом близкой перспективой лице. А фон совершенно черный. Но…
Александр вдруг стал резко вытирать слезы, лившиеся из глаз, двумя руками и снова уставился на фото. Там, во мраке, за спиной Егора… Здесь же можно увеличить фотографию? Да, кажется, вот эта кнопка… Увеличить. Еще. Что?!