Майор дрожащей рукой извлек из нагрудного кармана портсигар и извлек оттуда последнюю папиросу. Затем судорожным движением достал зажигалку и, прикурив, жадно затянулся.
Сапер с недоумением наблюдал за тем, как дрожат руки командира и как он побледнел.
— Павел Васильевич! С вами все в порядке?
— Нет, — выдавил он в ответ. — Я знаю, что это за бомбы.
— Вот как?
— Да, брат. В эту трубу должен помещаться уран.
— Уран!
— Да, брат. Это атомные бомбы… Черт! Шестакова ко мне! Живо!
Старший прапорщик не заставил себя долго ждать.
— Я уже понял, — вздохнул он, хмуро глядя на нервничающего командира. — Значит, это все-таки не миф. Вопрос в том, где уран… Может, чилийцы его с собой привезли?
— Меня сейчас не это беспокоит, Эдик.
— А что?
— Рохес. Он ведь знает. Знает, что мы нашли. Черт, надо было его увести оттуда еще до того, как мы стену начали ломать! Твою мать, но кто ж мог подумать? Когда у него очередной сеанс связи?
Шестаков взглянул на часы.
— Через сорок минут…
— Зараза! — прорычал майор, — он ведь теперь доложит центуриону.
— Ну давай я его монтировкой по башке стукну и…
— Какая монтировка, Эдик! У них Колесников с ребятами!
— Вот же, блин! — прапорщик почесал затылок. — И то верно. Ну доложит он о нашей находке. И что?
— Да то, Эдя, что это именно то, что они ищут. Оружие от мутантов. Берд! Им нужно атомное оружие. Атомное оружие в руках нацистов. Ты представляешь последствия? И у нас туннель, который ведет туда, откуда эти бомбы скатились. Это все, что нужно чилийцам. Нашему перемирию тут же придет конец. Они из кожи вон лезть будут, чтобы захватить наш бункер.
— Ну отобьемся…
— А осада?
— Уведем людей в тот туннель.
— И куда он нас выведет? А парни, что сейчас у чилийцев? Нет, Эдик. Не годится. Все это никуда не годится.
Майор вскочил, и бросился в коридор…
— Мор был страшный. Он отсеял тех, кто может приспособиться к жизни здесь, от тех, кто не может. Потом одно поколение. Потом другое. Вирты поощряют рождаемость среди склавенов. Им нужны рабы. И так продолжается вечность.
— А что такое Валгалла? — спросил Тигран. Он помнил, что речь об объекте с таким названием шла в бумагах Загорского, и подозревал, что существует прямая связь между тем, что искал офицер «Смерша», приходившийся Загорскому прадедом, и тем, на что они теперь наткнулись.
— Там давно проводились опыты. Сначала просто над людьми. Потом с зародышами. Там есть чаны с рассолом специальным. В них выращиваются Вирты. Чанов много. Но много виртов не могут одновременно бодрствовать. На них не хватит ресурсов. Еды. Сколько их не спит, я не знаю. Они следят за чанами и рассолом. Делают обходы. Проверяют нас. Исследуют лабиринты. Готовят свою смену. Когда приходит очередь вирта умирать, другие вирты будят на его замену нового. Достают из чана и учат. Но чанов много. Если проснутся все… Это армия.
— Господи! — пробормотала Рита. — Это все какой-то дурной сон. Это что же получается, там армия клонов? Такого быть не может. Не было тогда таких технологий.
— Это не клонирование, Рита. Это евгеника, [42] — мрачно проговорил Тигран. — Похоже, в свое время немцы сильно постарались, чтобы скрыть от мировой общественности свои открытия. Если бы не документальные свидетельства применения Германией ракет, мы бы не верили и в их возможности ракетостроения.
— А как они попадают в эти чаны? — спросила Гжель у старика.
— Они всегда там были. Они росли в них годы, пока не становятся развитыми и взрослыми.
— Следовательно, воспроизводства у них нет, — хмыкнула Рита. — Рано или поздно эти вирты вымрут. Ведь так? Когда-то ведь взрослые, выросшие эмбрионы в чанах кончатся?
— А если нет? — мотнул головой Баграмян.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду десант с корабля «Дигнидад». Что если они пришли за виртами? За этой технологией? Если я правильно понял, это не просто искусственно выращенные эмбрионы. Это генетические убийцы, у которых заложено на подкорку умение и желание воевать, покорять, порабощать… Убивать.
* * *
Стечкин внимательно следил за тем, как Рохес надевает комплект химзащиты для выхода на поверхность, чтобы провести очередной сеанс связи.
— Ты будешь докладывать своему командиру о том, что мы нашли за стеной? — спросил майор, тщательно подбирая слова.
— Это моя прямая обязанность, — невозмутимо отозвался Пауль.
— Ты уверен? Что если ты умолчишь об этом? — прищурился майор.
— Это будет с моей стороны нарушением моего долга перед братством.
— Ну ладно, ладно. Докладывай, — отмахнулся Стечкин. Он не хотел сильно давить на чилийца, чтоб не вызвать излишних подозрений. В конце концов, Рохес едва ли знал, что это за бомбы. — Только у меня будет просьба.
— Да, я слушаю.
— Скажи своему начальнику, что мне мои люди, которых я отправил к вам, срочно нужны здесь.
— Это связано с тем, что вы нашли за стеной моего жилища? — Пауль вопросительно уставился на русского офицера.
Павел недобро улыбнулся. Приблизился к чилийцу на шаг и тихо произнес, пристально глядя ему в глаза:
— Нет. Просто скажи, чтоб он их срочно вернул. Топливо за доставку я компенсирую. Двадцать литров.
— Хорошо. Я скажу, — кивнул Пауль.
Он сдержал слово, и уже через двадцать минут майор Стечкин получил ответ.
— Центурион сказал, что вы лично должны встретить ваших людей на условленном месте.
— Почему? — удивился майор.
— Он не сказал. Но объяснил, что ему необходимо встретиться с вами лично. Это очень важно.
Стечкин вздохнул. Возможно, в этом крылся какой-то подвох. Но, похоже, выбора нет. Он не будет свободен в дальнейших действиях, пока Борис Колесников и его парни не окажутся в безопасности.
* * *
Это был довольно просторный зал, несмотря на низкий потолок. Оборванцев-склавенов здесь было множество. Их общие черты, одинаковые лохмотья и неразличимые в толпе лица создавали впечатления какой-то огромной банки с опарышами. Люди здесь лежали вповалку. Кто-то спал. Кто жадно ел сушеные грибы. Вот ребенок стоит позади, наверное, матери, и быстро поедает извлеченных у нее из волос блох. В помещение вошла группа склавенов, устало распластавшись на полу. Сразу встало столько же человек, взяли сумки с инструментами и ушли. Где-то в угол, вообще жуткое действо. Там, не стесняясь никого и ничего, спаривались самка и самец — назвать эти существа мужчиной и женщиной у Тиграна язык не поворачивался. Еще несколько самцов сидели полукругом, ожидая своей очереди. Рите было невыносимо больно смотреть на то, какую жизнь влачат эти несчастные существа, чьи предки некогда были людьми. Она вдруг увидела в этом самую яркую, несмотря на тусклый свет пары масляных ламп, иллюстрацию нечеловеческой и страшной сути войны и ненависти. И она отчетливо осознала, что та же судьба, возможно, ждет и их потомков. Это сейчас еще живут и относительно молоды те, кто пережил страшный катаклизм. А что будет еще через двадцать лет? Через пятьдесят. Через девяносто?..