— Так точно, командир.
Стечкин снова прильнул к смотровому прибору.
— Приготовиться…
Виргис открыл люк.
— Пошел!
Боец нырнул в кусты, и оставшиеся пехотинцы тут же закрыли за ним люк.
Виргис осторожно выполз на передний край, стараясь быть незаметным. На соседнем холме уже стояла вражеская «Пиранья» в окружении пяти неприятельских солдат. БТР-80 въехал на холм. Вот из него вышел Стечкин. Вот перед ним распахнулась «Пиранья», и майор скрылся внутри. Оставалось только ждать. Однако буквально через минуту Виргис заметил, как из высокой травы на склоне соседнего холма осторожно выползают два вражеских солдата и тащат какой-то ящик. Вот они уже позади родного БТР-80. Вот они запихивают под него ящик и уползают обратно, разматывая кабель.
— Черт! — прорычал боец. Он не сомневался, что враг подложил под бронетранспортер взрывчатку. Но Стечкин дал четкий приказ: ничего не предпринимать. Может, чилийцы просто перестраховываются на всякий случай, а вовсе не собираются непременно подрывать машину? Ведь они сами рядом и могут пострадать. Вон их солдаты буквально в десяти метрах. Они не залезли в свою бронемашину, а уселись на броне. Взрыв не только убьет их, но и повредит «Пиранью». Что делать? Выстрелить по своему броневику из автомата, чтоб ребята выскочили, увидели этот кабель и все поняли? А что если он тем самым сорвет переговоры и подставит майора? Нет. Надо ждать. Нельзя нарушать приказ…
Центурион Элиас Клаусмюллер сидел на том же месте и по обыкновению пил кофе. Рядом находился еще один человек. Похоже, переводчик. Напротив него сидели еще трое, со «Штурмгеверами» и красными треугольниками на груди. Видимо, это были Колесников и его парни. Но они молчали. Только кивнули вошедшему Стечкину.
— Отчего вдруг такая перемена планов, мой друг? — перевел переводчик, говоривший с более сильным акцентом, чем Рохес, слова центуриона. Тот сидел так же вальяжно, как и при первой встрече. Однако на этот раз кофе отчего-то не предлагал.
— Это наше внутреннее дело, и нашего с вами обоюдного договора о мире оно не касается никоим образом, — ответил Стечкин.
— Вот как? И вы хотите просто забрать своих людей?
— Именно.
— Занятно… А это ваше внутреннее дело имеет отношение к тому туннелю, который вы нашли?
— Я повторяю, это наше внутреннее дело, и я его обсуждать не собираюсь. Я забираю своих людей и ухожу. Все остальные договоренности остаются в силе.
Клаусмюллер тихо засмеялся и кивнул. Троица в защитных костюмах тут же щелкнула затворами «Штурмгеверов» и наставила оружие на майора. Все ясно. Это не Колесников с ребятами. Это враги. Ловушка!
«Пиранья» взревела двигателем, выпуская густой клуб дыма, и рванулась с холма в противоположную от Виргиса сторону. Прошли считанные мгновения, а потом грянул взрыв. Кормовую часть бронетранспортера подбросило в воздух. В сторону отлетела ступица с колесом. Объятый пламенем БТР-80 завалился на бок.
Виргис стиснул зубы. Всё… Все, кто там находился, погибли. Ахмет, Женька Соленый, Вадик Лемешев. Тоха Лунин… Все.
Боец рванулся назад, в сторону бункера. Ему предстоял кросс почти в четыре километра, и это с учетом одетой на него химзы. Сбежав с холма, он поравнялся с деревом, из которого вдруг возник силуэт человека. Затем удар прикладом по голове. Он не успел опомниться, как оказался на песчаной земле. Глаза не видят. Голова жутко гудит. Виргис судорожно стал искать автомат. Нащупал, и тут же кто-то выдернул спасительное оружие из дрожащих рук. Посыпались удары по ребрам, по голове, по спине, по ногам. Виргис понял, что это конец, однако внезапно побои прекратились. Ему что-то сунули в руки, а потом послышались торопливые шаги удаляющихся людей. Боец судорожно сдернул с себя маску. К черту ее теперь! В руках у него была стеклянная бутылка с какой-то запиской внутри. Похоже, именно ее всучили ему вражеские солдаты, напавшие из засады.
— Ну с-суки! — простонал Виргис, превозмогая боль в побитом теле и срывая химзу. — Ну падлы!..
* * *
Они уже долго находились в жилище старосты. Тигран ходил взад и вперед, обдумывая, каким образом при помощи одного автомата с одним рожком можно избавить склавенов от виртов. А еще ведь не известно, что из себя эти вирты представляли. Тем временем со стороны большого зала с оборванцами послышалось какое-то возбужденное роптание. Оно нарастало.
— Что там происходит? — вздохнула подавленная всем увиденным здесь Рита.
— Не знаю.
— Может, с Наденькой что-то?
Ответ они узнали раньше, чем Тигран успел выйти из этого помещения и добраться до зала. В дверной проем, ковыляя, ворвался староста.
— Что же вы наделали! — сокрушенно и почти плача вымолвил он.
Только сейчас Баграмян заметил, что у руке у старика была стальная германская каска М35, вся в свежей крови.
— Что мы наделали? — спросил озадаченный Тигран.
— Вы посмели поднять руку на вирта! Вы накликали на нас всех беду и истребление! Они придут и будут убивать!
— Что?! Мы не поднимали ни на кого руку! — возмутился Баграмян. — Что произошло, объясни!
— Склавены, ходившие на работы, нашли в отдаленных казематах убитого вирта! Это часть его головы!
Старик принялся трясти каской. Тигран бесцеремонно выхватил ее и стал разглядывать. Обычный шлем с натянутым на него ремешком темных угловатых сварочных очков. Было совершенно непонятно, зачем в кромешной мгле подземелий темные очки. Но вот что ясно как день, так это то, что голову, на которой этот шлем покоился, распотрошили выстрелом. Возможно, и не одним, но по крайней мере одна пуля попала именно в шлем и пробила его в лобной части.
— Это шлем вирта?
— Да! — взвыл старик.
— А вирт точно мертв?
— Да!
— Но это не мы… Мы вообще не знаем даже, как эти вирты выглядят.
— Саня, — тихо произнесла Рита. — Учитывая, что он сделал, от него чего угодно можно ждать. И у него ведь твой пистолет.
— А ведь точно. Вот же урод, мать его…
Старик бессильно упал на колени и зарыдал, подвывая:
— Нельзя… Нельзя убивать божество…
* * *
Старший прапорщик Шестаков мрачно глядел на бутылку, которую принес Виргис. Прежде чем потерять сознание, бедняга успел рассказать все: и про командира, и про БТР с ребятами, и про засаду. Доктор сказал, что он наглотался чертового тумана с моря, и его шансы прийти в себя ничтожно малы. Это можно было считать поражением. Два офицера в руках врага. Не просто два офицера. Командир. Человек, на которого вся община буквально молилась эти годы. Потеряна одна боевая единица. Потеряны люди… Шестаков могучей рукой сдавил бутылку, и она лопнула у него в ладони. По иссеченной коже потекла кровь.