— Эдуард Иванович, — пробормотал кто-то из находившихся у лазарета бойцов. — Вы бы…
— Заткнуться всем! — Прорычал Шестаков и поднял выпавший листок бумаги. Развернул его. Что-то написано. Что, непонятно. Не по-русски.
— Гондурасца сюда этого. Живо! — рявкнул старший прапорщик.
Через минуту тычками автоматных стволов в помещение затолкали Рохеса.
— Ну что, урод! Вот она, цена мира с такими мразями, как вы, — Шестаков сунул ему в лицо бумагу. — Читай, скотина!
Рохес был явно удручен таким резким поворотом событий, который внезапно сменил его статус и снова сделал пленником. Однако он старался держаться с достоинством. Взял лист и стал переводить написанное там карандашом.
— Ваши люди живы. Их жизнь зависит от вас. Их жизнь решат переговоры. Сегодня на закате на том же месте.
— Все?
— Да. Все, — кивнул чилиец.
Шестаков резко схватил Рохеса одной рукой за грудки, въехал ему своим лбом по носу и отбросил прочь, как тряпичную куклу.
— Увести отсюда это дерьмо. Быстрее, пока я с него скальп не снял!!!
Провожая ненавидящим взглядом пленника, Шестаков принялся наматывать на ладонь бинт, который ему вынесли из лазарета.
— Собрать всех сержантов в кабинете командира. Немедленно! Этого, Загорского, туда же! Да шевелитесь вы, не стойте, вашу мать!
Прапорщик направился в апартаменты утерянного, возможно навсегда, лидера. Войдя туда, бросил взгляд на пепельницу. На койку. На разложенную на столе карту.
— Твою мать, Паша… Говорил же я… Говорил! Хотя… Это ведь я настоял на мире с этими отбросами… Черт! Прости, командир. Ничего. Посчитаемся. Как водится у нас, так и сведем счеты…
Он сел за стол, выдвинул ящик и извлек оттуда пачку «Примы» из командирских запасов. Закурил, жадно затягиваясь. В помещение стали входить сержанты. Осмотрев их и убедившись, что все они, в том числе и раненый недавно Михеев, на месте, Эдуард начал говорить:
— Сынки. Братишки. Нам объявили войну. Четыре наших товарища в их плену. И среди них — наш командир. Теперь они снова требуют переговоров. В случае их подлой выходки командир запретил вести с ними переговоры и вытаскивать его из плена. — Шестаков вдруг сжал кулаки и стиснул зубы так, что перекусил папиросу. — Но вашу мать! — и он со всей своей богатырской мощью ударил кулаком по столу. — МЫ — РУССКИЕ МОРПЕХИ!!! Мы вытащим наших братьев из плена, живыми или мертвыми! И землю нашу на поругание не отдадим! Зароем в ней каждую иноземную собаку, которая пришла к нам с оружием в руках!!! ТАМ, ГДЕ МЫ!
— ТАМ ПОБЕДА!!! — зарычали сержанты.
— Вот это я понимаю, сынки! Вот это настрой! — оскалился Шестаков. — А теперь слушать мою команду! Михеев!
— Я!
— Ты все равно раненый. Берешь шесть стрелков. Одного с пулеметом. Берешь стариков, женщин и детей и ведешь их в Пятый форт по туннелю! Пусть собирают свой скарб, но без возни! Пятнадцать минут на сборы, и все! Возьмешь с собой доктора и Виргиса! Подросткам, уже обученным обращению с оружием, таковое раздать и объявить им, что они теперь бойцы морской пехоты! И обязаны выполнять приказы по закону военного времени! И если надо будет валить самохинцев, то они будут валить! Самохина и его прихвостней без сантиментов, как врагов народа!.. К стенке!!! Нравится им или нет, но Пятый форт теперь наш!!! Как понял меня?!
— Все ясно, товарищ гвардии старший прапорщик! — выпалил Михеев. — Самохина и его лакея я лично!..
— Вот и славно! Где Загорский?!
— Тут, — из-за спин сержантов вышел Александр.
— Покажешь дорогу Михееву!
— Нет… я не могу…
— Что?! — рявкнул прапорщик. — Сынок, ты своем уме, а?! Ты сказал гвардейцу НЕТ!
— Я не военный, — пробубнил Загорский.
— А мне плевать! Я тебя мобилизую, понял?! Ты призван в связи с началом войны!
— Послушайте. Там нет ничего сложного. Я Михею план нарисую. Он справится. Мне друзей своих найти надо.
— А кто, твою мать, объяснит Михею, кто там у вас в форте друг, а кто враг?!
— У Самохина от силы человек десять, которые могут оказать сопротивление. Остальным глубоко наплевать, кто у власти, лишь бы жрать что было. Тем более, что Баграмян постарался о доброй молве, и ваших там большинство уважает.
— Ну а ты что делать будешь в таком случае?!
— Я же сказал, мне надо спасти моих друзей. Они там, в подземелье. В другом месте. Дайте мне только автомат и фонарь. Мой сел уже. И нож.
— Зачем тебе автомат? — усмехнулся Шестаков.
— Там… Там есть нечто…
— Что еще за нечто?
Загорский повесил голову:
— Черт, я не знаю. Какая-то огромная тварь. Полузверь-получеловек. Я убил одну такую из пистолета. Но она там не одна.
— Что за бред?..
— Это не бред! — заорал вдруг Загорский.
— Товарищ старший прапорщик, — поднял руку Михеев. — Разрешите.
— Да, Андрей, чего?
— Там Баграмян. Вы же помните его. Он свой парень. Он нас из плена самохинского спас. Ему реально надо помочь. Пусть идет.
— Ладно, хрен с ним. Рисуй схему, Загорский.
— Хорошо. Мы, кстати, некоторый путь вместе с Михеем пройдем. До развилки.
— Ладно. Андрей?
— Да, товарищ старший прапорщик.
— Возьмешь Бурку. Когда разделитесь, Бурка пусть с Загорским идет. Мало ли что.
— Все понял, — кивнул Михеев.
— Так. Альфтан!
— Я!
— Берешь Терещенко и мехводов и срочно готовите всю технику к боевому выходу. БТР-ы, «Шилку», ПТС. Все! Боеприпасов по две нормы!
— Есть! Пулемет на кабину ПТС-ки ставить?
— Что за вопрос еще?! Номенклатурой и боевым расписанием предусмотрено?!
— Так точно!
— Штатное место для пулемета есть?!
— Так точно!
— Стрелок в состав экипажа входит?!
— Так точно!
— Ответ ясен?!
— Так точно!
— Ну, вот и делай, как положено! Но первым делом приготовь для меня БРДМ! На нем поеду на переговоры.
Все удивленно уставились на нового командира.
— Товарищ старший прапорщик, какие переговоры?! Они же…
— Молчать! Я сказал! Для подготовки техники и вооружения нам нужно выиграть время! Сказал, значит, поеду! Никита, и тот пояс шахида, что ты смастерил для капитана Колесникова, приготовь для меня. Пошире сделай, с поправкой на мою медвежью тушу. Понял?!
— Так точно!
— Действуй! Остальным — выставить усиленные дозоры на оговоренных точках вокруг базы! Усилить охранение ангаров с техникой и ветряных генераторов! Отдать распоряжение на подготовку ручного оружия и минометов! Гришин!