– Как прошли переговоры? – спросил он.
– Да какие переговоры, – буркнул Бекешин. – Просто обед… Заводи, поехали, а то так и задохнуться недолго.
Юрий вывел машину со стоянки.
– Впрочем, – продолжал Бекешин, – ты прав.
Это был деловой обед, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Понимаю, – лаконично откликнулся Юрий. Бекешин подождал неизбежных, как ему казалось, расспросов, не дождался и удивленно задвигал бровями.
– А почему ты не спрашиваешь, о чем шла речь? – поинтересовался он.
Юрий пожал широкими плечами, глядя на дорогу.
– Это ведь не мое дело, – сказал он. – Я твой телохранитель, а не деловой партнер.
Бекешин посмотрел на него с одобрением и даже заставил себя улыбнуться, но его усилия пропали даром: Филатов следил за дорогой.
– Это временное явление, – сказал наконец Бекешин. – С таким правильным подходом к своим обязанностям ты можешь довольно быстро сделаться партнером.
– В чем же выражается этот правильный подход?
– В четком осознании своего места, – без запинки ответил Бекешин. – Или, если это звучит для тебя обидно, можно сказать иначе: в осознании и неукоснительном соблюдении границ своей юрисдикции.
– Лихо завернуто, – признал Юрий. – Действительно, так звучит лучше. Даже лестно, хотя суть, насколько я понимаю, не меняется.
Бекешин хрюкнул.
– Голова, – сказал он. – Все-то ты понимаешь… Но дело в том, что предмет этого делового разговора напрямую касается тебя – не тебя лично, а тебя как моего телохранителя.
– Даже так? – удивился Юрий. – Ну-ка, ну-ка…
– Нынче сезон охоты, – с замогильным подвыванием начал декламировать Бекешин, – вот для уродов случай круглые сутки всюду сыпать свинцовый град…
– Пуля попала в небо, – подхватил Юрий, – пуля ранила тучу, и туча плачет от боли восьмые сутки подряд.
– Смотри-ка, – оживился Бекешин, – помнишь!
– Еще бы, – сказал Юрий. – Когда тебя комиссовали, я, помнится, подумал: ну и правильно. Теперь наш Гошка настоящим поэтом станет, а то еще шлепнут в Афгане, как какого-нибудь Лермонтова…
– Лермонтова убили на дуэли, – напомнил Бекешин.
– Да какая разница, – ответил Юрий, – все равно ведь убили. Не просто офицера – поэта…
– Ну, я, положим, не Лермонтов, – смущенно сказал Бекешин, – и убили меня не пулей, а пачкой баксов… Поэта убили, а остальное ничего – живет и процветает. А как там дальше было, помнишь?
– Представь себе, – ответил Юрий. – Так, кажется… Какой-то пьяный подонок вышел из душной палатки и выпалил из винтовки в глаз вечерней звезде. Пуля звезду миновала и Богу попала в пятку, и плюнул Господь в досаде, и мир утонул в воде. То есть, виноват, – в дожде… Дальше забыл, – сказал он, помолчав.
– Я тоже, – признался Бекешин, – Помню, что дело было в лагерях, когда дождик две недели лил практически без перерыва. Отсырело все к чертовой матери…
– Да, – сказал Юрий. – А какое отношение все это имеет к твоему деловому обеду?
– Самое прямое, – ответил Бекешин. – Мне сообщили, что охотничий сезон открылся раньше срока, и посоветовали посмотреться в зеркало. Я посмотрелся, и знаешь, что я там увидел? Фанерного оленя с мишенью на боку.
– Ничего, Гошка, – беспечно сказал Филатов, – бывает. Ты да я, да мы с тобой… Ты что, испугался?
– Ты не понимаешь, – сказал Бекешин. – Это профессионал. Он охотится за мной, но пришел он ко мне по твоему следу – из самой, мать ее, Сибири… И он не успокоится, пока… Ну, сам понимаешь.
– Да, – медленно сказал Юрий, – понимаю. Что и было стопроцентным враньем, поскольку он опять перестал понимать что бы то ни было.
* * *
Прошло две недели, на протяжении которых август как-то незаметно закончился и плавно перетек в сентябрь. Целиком погруженный в размышления и повседневные мелкие заботы, Юрий наверняка проморгал бы это событие, если бы однажды утром, везя Бекешина в его офис, не обратил внимание на то, что в городе полно нарядных ребятишек, несущих в охапках пестрые букеты. Почти все машины двигались по городу с включенными фарами, и он тоже врубил ближний свет и мысленно обозвал себя ослом: надо же было до такой степени забыть, на каком свете живешь…
С другой стороны, забыть обо всем было несложно. Он круглые сутки мотался по всему городу, сопровождая Бекешина в его деловых поездках и даже кутежах, так что по вечерам снопом валился на диван, не помышляя ни о чем, кроме нескольких часов сна. Светская жизнь оказалась чертовски утомительной штукой, тем более что Юрию приходилось все время быть настороже, высматривая, не блеснет ли откуда-нибудь из-за угла вороненое дуло и не мелькнет ли из рукава проходящего мимо их столика подгулявшего завсегдатая ночного клуба остро отточенное лезвие ножа. Каждое утро и вообще всякий раз, когда ему доводилось хотя бы ненадолго отлучаться от бекешинской машины, Юрий тщательно осматривал двигатель и днище в поисках неприятных сюрпризов. Бекешин все время напоминал ему об этом, да Юрий и сам никогда не забывал сунуться под капот, прежде чем повернуть ключ зажигания.
Дважды его поиски увенчались успехом. Один раз это оказалась ручная граната, укрепленная под днищем точнехонько в том месте, над которым обычно располагалась драгоценная задница уважаемого Георгия Яновича Бекешина. Какой-то умник прихватил гранату к выхлопной трубе с помощью обыкновенного скотча, а чеку с предварительно отогнутыми усиками без затей соединил с чугунной решеткой ливневой канализации куском тонкой стальной проволоки. Получилась примитивная мина-растяжка, которую Юрий обнаружил, даже не заглядывая под днище: его внимание привлекла весело блестевшая на утреннем солнце проволочка, которая предательски тянулась из-под заднего бампера машины к занесенной первыми в этом году желтыми листьями решетке.
Во второй раз диверсант действовал гораздо тоньше, и Бекешина, а заодно и его телохранителя, спасло только неизменно серьезное отношение Юрия к своим обязанностям. Ночью кто-то виртуозно вскрыл капот “мерседеса”, ухитрившись не только не оставить следов взлома, но даже не потревожить патентованную сигнализацию, и подготовил фейерверк, практически не потратившись на материалы. На сей раз этот артист обошелся двумя кусками изолированного провода, которые присоединил одним концом к распределительной катушке зажигания, а другим протолкнул в бензобак. Юрию пришлось потратить никак не меньше трех минут, чтобы объяснить Бекешину, чем чреваты такие усовершенствования в конструкции автомобиля. В конце концов Бекешин понял, но не поверил, и тогда Юрий вынул из бардачка припасенную для вечно страдающего похмельем Бекешина бутылку пива, откупорил и вылил ее содержимое на асфальт под возмущенные вопли своего босса. После этого он нацедил в бутылку немного бензина, опустил туда провода, все еще присоединенные к распределителю, отнес бутылку подальше от машины и повернул ключ. Из бутылки выплеснулся фонтан жидкого дымного пламени, потом закопченное стекло треснуло с отчетливым хрустом, и по асфальту растеклась чадно полыхающая лужа. “Ого, – ошарашенно сказал Бекешин и, подумав, добавил: