Мне казалось, что я уже знаю все городские пляжи, но я ошибался. Пойнт оказался небольшим участком Барра да Тижука, пляжа, располагавшегося южнее Ипанемы. Я захватил с собой полотенце и книгу в надежде, что нам удастся еще и позагорать, но из этого ничего не вышло.
На пляже яблоку упасть было негде. Атлетического вида мужчины демонстрировали великолепную мускулатуру — результат регулярных тренировок. У женщин была гладкая и нежная, загорелая кожа, купальники бикини практически ничего не скрывали, скорей наоборот. В Бразилии очень трепетно относятся к женским округлостям, поэтому дамы всячески стараются их подчеркнуть.
Бикини Изабель состоял буквально из нескольких веревочек, выглядела она сногсшибательно. Не смотреть на нее было выше моих сил, поэтому я и пялился вовсю.
Но самое удивительное, что никто не лежал на солнце и не читал книги, как это обычно бывает на европейских пляжах. Здесь все сидели на песке или на корточках, стояли — парами или группами — и болтали без умолку. Шум стоял немыслимый. Я закрыл глаза. Разговоры, крики, звонки мобильников — я словно попал в набитую посетителями кафешку.
Изабель, казалось, здесь знали все и были ей рады. Ко мне тоже отнеслись вполне по-свойски. Несмотря на свою вызывающе бледную кожу, я чувствовал себя вполне комфортно. Вокруг нас, словно по волшебству, возникали бутылки местного пива, и вскоре я окончательно расслабился, очарованный всеобщим дружелюбием.
Я с интересом наблюдал за Изабель и ее друзьями. Ее будто подменили. Она улыбалась, смеялась, сплетничала, спорила — делая все это радостно, открыто и свободно. Это было как в сказке — словно настоящая Изабель, та, которую я открыл для себя всего день назад, внезапно вынырнула из-за длинной, зловещей тени Dekker Ward.
Часа в четыре мы поймали такси и отправились в отель. Зажегся красный светофор, машина остановилась. На углу, прислонясь к сине-белому автомобилю, стояли двое полицейских в бейсбольных кепках и темных очках. У них на груди красовались жетоны с фамилиями. Прямо перед ними две девчонки пытались подзаработать на проезжавших, протирая стекла авто. Удавалось им это плохо. За спиной стражей порядка долговязый тип в каких-то лохмотьях справлял малую нужду прямо на боковое стекло чьей-то машины. Полицейские курили и с деловым видом оглядывали территорию.
Движение увлекло нас дальше, мимо пляжа Ипанема и того злополучного места. Фавела, нависшая над пляжем на краю обрыва, казалась оживленной, но мирной. Где-то там обитали и те, кто напал на меня.
Изабель погладила мою руку.
— Попытайся забыть.
— Постараюсь. — Я отвернулся, до конца поездки мы молчали.
На этот раз мы пошли в мой номер и продолжили начатое вчера. Мы уже не торопились и предавались любви долго и со вкусом. Наши тела блестели от соли и солнца.
Потом, когда мы отдышались, я задал ей вопрос, который стал для меня очень важным.
— Мы будем видеться в Лондоне?
— Конечно.
Я облегченно выдохнул.
Рассеянно перебирая ее волосы, я размышлял о том, куда нас все это может привести. Отношения с Джоанной были единственной серьезной связью за всю мою жизнь. Мы прожили вместе пять лет — пять лет, которые теперь казались мне потраченными впустую. Конечно, бывали у нас и хорошие времена, но сейчас они как-то не приходили на ум. Зато я хорошо помнил ежедневные стычки из-за мелочей, в которых всегда уступать приходилось мне. Когда она наконец сбежала с Уэсом в Америку, я только обрадовался своей вновь обретенной свободе.
С тех пор я старательно избегал близких отношений. Я встречался с женщинами, но никогда не заходил далеко. Я побаивался серьезности в чувствах и ревниво оберегал свою свободу. До сих пор.
Изабель была совсем другая. Сильная, независимая, естественная, добрая, нежная. И ослепительно, возмутительно красивая.
Я говорил себе, что ради нее стоит рискнуть, — убеждая себя так, словно я действительно мог владеть своими чувствами. Да нет, конечно же, не мог. Я уже давно потерял от нее голову. И теперь жил в радостном предвкушении будущего.
Хотя Dekker был в тысячах миль от нас, назавтра нам предстояло возвращаться в Сан-Паулу, чтобы продолжить работу над проектом. Но по возвращении в Лондон я сразу же подам заявление. Интересно, как Рикарду это воспримет? Вряд ли с удовольствием. А Эдуарду? Меня передернуло.
— Это правда, что младшенький когда-то убил? Какого-то студента?
Изабель ответила не сразу. Ее голова по-прежнему покоилась на моей груди.
— Нет. Неправда, — наконец сказала она.
— Честно говоря, меня бы это не удивило. Но… Что ж, значит, еще один миф.
— Не совсем.
Я молчал, ожидая продолжения.
— Студента убил Рикарду.
— ???
Она приподнялась, опершись на локоть.
— Все произошло абсолютно случайно. На одной вечеринке в Каракасе. Парень крепко подвыпил и ударил Росса, который просто болтал со своей подружкой. Тот в ответ ударил его сильнее, чем хотелось бы, и парень, перевалившись через перила балкона, упал вниз с четвертого этажа. Вот такая грустная история.
— Значит, Эдуарду ни при чем?
— Не совсем. Было множество свидетелей, друзей того студента. Приехала полиция, Рикарду очутился в тюрьме. Но тут появился Эдуарду и все уладил.
— Как?
— Не знаю. Но он уже тогда умел делать такие вещи.
— Он сам тебе об этом рассказал?
— Да. Он до сих пор испытывает чувство вины. И благодарности к брату.
— Надо думать…
Его чувство вины было мне понятно. Я хорошо помнил тот вечер в Оксфорде, когда Джейми сцепился с двухметровым черным регбистом из университета Кейптауна. Рост противника никогда не был препятствием для Джейми. Наоборот, его удар головой в корпус становился еще эффективнее. Южноафриканец отлетел и рухнул на проезжую часть. По пустой улице на большой скорости ехал фургон. Водитель резко ударил по тормозам. Он зацепил упавшего, но самую чуточку, практически не причинив ему никакого вреда. Но промедли водитель хоть на миг…
— Вообще-то отношения братьев выглядят довольно странно, — сказал я. — Теперь понятно почему.
— Не только поэтому. Я думаю, отчасти дело и в их отце. Он, судя по всему, был вполне преуспевающим бизнесменом. Сыновья его почти не видели — как, собственно, и жена, главной заботой которой было тратить деньги, заработанные мужем. Рикарду преклонялся перед отцом. Говорил, что всю жизнь пытался доказать ему, что тоже чего-то стоит, но тот просто не обращал на это внимания, и Рикарду каждый раз приходилось удваивать свои усилия.
— Да, он мне как-то рассказывал об этом. А что Эдуарду?
— Я думаю, Рикарду — аргентинец, а вот Эдуарду — венесуэлец. Их мать, кажется, хотела, чтобы Эдуарду учился в Венесуэле. Рикарду там практически никогда не жил — во всяком случае, став взрослым, но Эдуарду провел там много времени. Модная одежда, шикарные автомобили, катера, девочки, жилье в Майами… Типичный представитель золотой молодежи.