Главной моей задачей, помимо выявления злоумышленника и охраны Остроликого, было избежать огласки моей реальной причины присутствия на съемках. Двум, выделенным банкиром Эмиром, охранникам я незаметно для окружающих велела навести порядок, а также вызвать полицию, поскольку эпизод с выстрелом никак нельзя было оставить без разбирательства, а чтобы установить все детали, необходима полноценная экспертиза, которую провести могли только специалисты из криминалистического отдела. Наконец, моим помощникам удалось утихомирить разволновавшихся слуг Мельпомены, и они разместились на нескольких диванах в павильоне.
– Граждане киношники, успокойтесь, пожалуйста, думаю, что всем лучше посидеть на месте до момента приезда полиции, – повысив голос, сказал охранник Петр, тот, которого из двух я выделяла более всего за собранность и похвальную сосредоточенность.
– Да как вы смеете, что за тон?! – немедленно оскорбилась Елизавета Ричардовна, судя по лицам остальных членов команды, выразившая всеобщее мнение.
– Смею, так как имею полное, оговоренное моим служебным контрактом право, – спокойно парировал невозмутимый Петр. – Был произведен выстрел, пострадало имущество, могли получить увечья люди, в общем, я несу ответственность за безопасность, – он на секунду задумался, видимо, пытаясь осмыслить, что именно он должен оберегать, людей или павильон, потом, поморщившись, нескладно закончил: – Короче, ждем ментов, и все.
– Так во всем эта девушка виновата, она зачем-то перевела выстрел и испортила потолок, – нашлась Елизавета Ричардовна и для пущей убедительности указала на меня пальцем. Все как по команде уставились на меня.
– Я лишь хотела поправить кисть руки, чтобы добиться максимально достоверной позиции, Всеволод Александрович не совсем верно держал аркебузу, – я пожала плечами, – это же моя работа – следить, чтобы все было правильно.
– По-моему, вы излишне настырны, – не удержалась от комментария Елизавета Ричардовна, – кинулась так, словно руку ему сломать хотела, – фыркнула она себе под нос. Я сделала вид, что не услышала ее фразы.
– А по-моему, она жизнь спасла нашему режиссеру, – вдруг вступился за меня Максим Полоцкий с неизменной усмешкой в глазах. – Что-то мы не о том говорим, ведь был же выстрел! – напомнил он, и с некоторым недоумением посмотрел на охранника, словно искал поддержки.
– Был, – угрюмо подтвердил Петр.
– А почему? – в один голос спросили сразу несколько человек.
– Полиция разберется! – многообещающе ответил мой ассистент по обеспечению безопасности и, скрестив руки на груди, замер, давая понять, что больших разъяснений мы от него не добьемся.
Я тоже не спешила встревать в разговоры, которые сначала едва слышно, а потом со все нарастающим гулом стали возникать среди членов съемочной группы. Во всей этой истории меня также занимала реакция на происходящее Остроликого. Он как будто позабыл, что был на волосок от смерти всего несколько минут назад. Первый страх уже улетучился, он сидел взъерошенный, как воробей, выкупавшийся в луже, и глаза его сверкали по-боевому.
– Полиция, это отлично… дело получит огласку… выстрел из прошлого… – бессвязно бормотал он себе под нос. Я уже было усомнилась в его адекватности, но, вспомнив нашу первую встречу и слова режиссера о том, что все интриги и происшествия на съемочной площадке идут на пользу рекламе кино, как эффектный пиар-ход, расслабилась, правильно распознав то русло, в котором текли мысли гения киноискусства.
На вызов отреагировали быстро, доблестные полицейские торопливо оцепили павильон. Рабочим поручили снять испорченный брезент, а Остроликий, в свою очередь, распорядился немедленно вернуть крыше первозданный вид.
– Уж тут-то мы ни при чем, что бюджет увеличится, тут обстоятельства так сложились, – сказал он в трубку пожелавшему узнать из первых уст об эпизоде банкиру Эмиру.
Я намеренно держалась в стороне, хотя и не теряла из вида режиссера, так как имела личное знакомство со многим работниками нашей городской полиции, а они легко могли рассекретить мою истинную причину пребывания в павильоне.
Место происшествия было тщательно осмотрено, прежде чем опросить очевидцев, майор, судя по его манере поведения – главный среди служителей закона, – вызвал для личной беседы Остроликого. Я сразу догадалась, что моя очередь – следующая, так как, несомненно, полицейского заинтересует, что это за прыткая девица так вовремя отвела руку режиссера от его тела, предотвратив смертельное ранение. Не предполагая, как именно Остроликий меня представит, я поспешила в кабинет следом за ними, чтобы майор ненароком не выдал меня, точнее, мою истинную специальность остальным.
– Можно, Василий Авдеевич? – просунула я голову в дверь.
– А… – кажется, совсем не удивился он и, после короткой паузы, окинув меня малодружелюбным взглядом, кивнул на стул. – Ишь, какая культурная, только вот отчего это там, где вы, Евгения Владимировна, там сплошные неприятности? – Задал он почти риторический вопрос, на который у меня все же был ставший уже типичным для наших невеселых встреч ответ.
– Наоборот, сначала появляются неприятности, а потом уже я. Это не я их, а они меня притягивают, – миролюбиво произнесла я, и даже с некоторым облегчением, так как Василий Авдеевич Авдеев был хорошим опером. Ведь в отличие от других его коллег, с кем мне приходилось сталкиваться в процессе осуществления своих профессиональных обязанностей, он прислушивался и к моему мнению, и даже мог в чем-то помочь, если, конечно, считал, что мои просьбы могут поспособствовать ходу расследования.
– Ну, рассказывай, – благосклонно разрешил он.
– Наверное, пусть лучше господин Остроликий, как потерпевший, излагает, тем более что я и не была свидетельницей прошлых, скажем так, малоприятных инцидентов, что случались на съемочной площадке.
– Что ж, и то верно, – майор снял очки, устало потер глаза и обратился к режиссеру. – Ну-с, Всеволод Александрович, когда у вас зародились сомнения, что вас хотят убить? – спросил он так невозмутимо, словно интересовался, сколько ложек сахара следует положить в чай.
– Кого убить? Меня? – выпучил глаза Остроликий и обернулся на меня с таким беспомощным выражением на лице, словно дитя малое, я догадалась, что он никогда не рассматривал происходящего под этим углом, и, наконец, опасения банкира и мои стали для него очевидны.
– Ну, а кого еще, вы же сами начали с того, что вокруг вас то и дело происходят сейчас… – Майор сощурил глаза и внимательно всмотрелся в протокол, который уже начал заполнять до моего появления. – Вот: «странные события с элементами фатальности». Я ничего не перепутал? – уточнил он.
– Нет, вокруг картины, и это все означает будущее признание, все эти странности идут на пользу делу! – воодушевился режиссер, и глаза его заблестели так же, как после выстрела.
– И пистолет сработал, по-вашему, сам? – осторожно уточнил Василий Авдеевич, а я догадалась по его вкрадчивому тону, что он раздумывает о психиатрической экспертизе на предмет вменяемости Всеволода.