– Впадает в ярость, – встрял Герман.

– Именно. Впадает. И делает попытку убить обманщицу прямо там, на лестнице. Он замахивается топором, но при этом закрывает глаза. Лезвие входит во что-то твердое, а Вельский бросает все и убегает. В первом же ларьке он покупает бутылку, снова напивается и отрубается в каком-то дворике. А проснувшись, возвращается домой и находит труп.

– Это он убил! – Леночкино возмущение выплеснулось криком. – Он! Ну он же сам...

– Нет, не он, – возразила Дарья Вацлавовна, улыбаясь хитро и довольно. – Первое, испорченные перила и отсутствие следов крови на лестнице. Следовательно, топор вошел в дерево, а не в человека. Второе, Евгению убили в квартире, в спальне, а после уже перенесли в туалет, куда и подбросили топор, предварительно стерев следы. Третье, момент убийства мы слышали.

– Крик?

– Он самый, но Лена, подумай, сколько времени прошло между тем, когда погас свет и раздался крик?

Много. Она была в ванной, потом упала, потом Герман вынимал стекла и бинтовал порезы, потом рассказывал про китайскую императрицу, потом довел до комнаты... много времени.

– Вот именно, – Дарья Вацлавовна задумчиво уставилась на мраморного юношу. – За это время Евгения успела подобрать топор, подняться к себе, встретиться с кем-то, полагаю, с любовником, которому пожаловалась на произошедшее. А вот тот ее убил. Вопрос – почему?

– А... а если он вернулся? Ну, Вельский.

– Кстати, да, – Леночку поддержал Герман. – Он вполне мог вернуться, следы зачистить, но увидев, что Евгения жива, снова впал в ярость.

– Которая, однако, не помешала ему перенести тело из спальной комнаты в туалет, аккуратно усадить на унитаз, стереть отпечатки не только с топора, но и с ручек, и с выключателей, и пол за собой помыть. В противном случае остались бы следы, ведь там, где дождь, там и грязь. А следы Вельского только в коридоре и в туалете, в спальной же, где произошло убийство, пол чистый. Конечно, я могу предположить, что все это – хитрый план, но для Вельского – слишком уж хитрый. Остаются иные варианты.

А ведь может статься, что Дарья Вацлавовна права! И скорее всего она права, а Леночка просто глупая и относится к людям предвзято. Нет, к Вельскому она симпатии не испытывает и вряд ли когда-нибудь будет относиться к нему иначе, чем теперь, но все же обвинять его в убийстве... а если не его, то кого тогда?

– Я был с Леной, – нарушил молчание Герман.

– Молодец, алиби имеешь... на первый взгляд. Да, да, дорогой мой, исключительно на первый взгляд. Ты долго отсутствовал, а следовательно, вполне мог совершить убийство.

Да что она такое говорит! А Герман почему слушает? Почему не возражает? Он же с Леночкой был, на кухне сидел... ушел и не возвращался долго. Нет, Герман ни при чем, Герман не убийца!

– Он ушел, потому что кричали, – Леночка сказала это тихо, стараясь не смотреть ни на Дарью Вацлавовну, ни на Германа.

– Причин кричать могло быть множество, к примеру, Женечка мышь увидела. Или еще что-нибудь. Я лишь привожу пример того, как можно истолковать ситуацию. Я просто не сомневаюсь, что некоторые истолкуют ее именно так. Кстати, тебе не понадобилось бы и пол мыть, зачем, если ты не выходил на улицу, то и грязи не принес бы... интересно.

Ужасно! Отвратительно! А если следователь и вправду будет думать так, как говорит Дарья Вацлавовна? Если ему подскажут думать именно так? Он уцепится за версию, ему ведь нужно закрыть дело... и как тогда? Поможет ли адвокат Герману, как помог Вельскому?

– И если приплести сюда Лелю, с которой ты спал, то получится... получится, что ты устранил сначала любовницу, потом ее подругу.

– Они не были подругами, – жестко обрезал Герман. – К чему это все?

– К тому, чтобы ты знал, откуда ждать удара. Или ты считаешь, что я одна такая умная и не просчитаю ситуацию? Кого ты встретил на лестнице? Милослава. И где он тебя застал? Правильно, у двери Вельских. И как ты думаешь, забудет он про этот маленький факт? Я вот сомневаюсь.

– Но я же...

Договорить Дарья Вацлавовна не позволила, дотянувшись клюкой, она ударила Германа по ботинкам и приказала:

– Заткнись и слушай. Да, ты заходил к Шурику, потом встретил Милослава, но! – она подняла палец. – Точное время, Герман! Чтобы до минуты, до секунды... нету у тебя точного времени. Лена не знает, во сколько ты вышел на лестницу, Шурик не знает, во сколько ты пришел.

– Свет включили.

– И что с того? Включили. Но это говорит лишь о том, что ты, совершив убийство, пытался создать алиби. Ты же, в отличие от Вельского, умный и хладнокровный. Спустился. Стукнул топором по голове. Отволок в туалет. Стер отпечатки. Потом пошел к Шурику выяснять, кто и почему кричал. И да, я не верю, что так все и было, ибо это требует подготовки, а значит, планирования, в том числе и планирования выбитых пробок.

– Я не понимаю! – взмолилась Леночка. – Не понимаю, зачем все это!

– Затем, что мой дорогой брат очень рассчитывает на наследство, а потому сделает все, чтобы устранить конкурента, тем паче, случай-то хорош... да, слишком хорош. Господи, Герман, ну надо было тебе так подставиться-то?

Герман не ответил, на лице его появилось выражение упрямое и вместе с тем задумчивое, сделавшее его неуловимо похожим на мраморного юношу, но постаревшего и обремененного заботами. Леночке же было и страшно, и безумно жаль этого человека, который за прошедшие дни стал если не дорог, то точно близок.

– Поэтому, милые мои, – нарушила затянувшуюся паузу Дарья Вацлавовна, – выход у нас с вами один: найти убийцу.

– Вы так меня любите?

– Нет, Герман, я просто не желаю, чтобы эта сволочь нарушила мои планы. А поэтому, ты сейчас сделаешь следующие вещи. Во-первых, разыщешь вчерашнюю шлюху и выяснишь, когда она появилась в квартире и не выходил ли Шурочка. Во-вторых, навестишь одного человека и выяснишь, не появлялся ли в городе Жихарь, и не интересовался ли кто его дружком...

Наследник

– Жихарь? Жихаря, значицца, надо... а нету Жихаря! Так и передай царице-матушке, – старичок ехидно захихикал. – Если она еще не знает.

В комнате висел плотный сигаретный дым, сине-сизый, свившийся в углах в пыльные колтуны пыли, проевший на обоях коричневые пятна и окрасивший кожу хозяина в характерный желтый оттенок, который свидетельствовал о больной печени. Впрочем, похоже, что старику было наплевать и на печень, и уж тем паче на неудобства, испытываемые гостем.

Эта квартира находилась на другом конце города, в подвале старого, определенного под снос, но все еще жилого дома. Сквозь немытые стекла проглядывали зеленые кусты сирени, кусок вскопанных грядок да ржавая лейка.

Комната здесь была всего одна, прокуренная, неряшливая, собравшая в себя вещи самые разные, вроде шкафа без одной дверцы, круглого зеркала, картины без рамы, колченогого табурета да стула с претензией на хай-тековский дизайн. У самого окна ютился стол, под которым дремал облезлый кот полосатой дворовой масти, на столе стопкой лежали газеты десятилетней давности, несколько пачек из-под «Примы», банка консервов «Килька в томате» и литровая деревянная кружка.