– Зачем ты позвонила? Я почти решился… я сегодня собирался… или завтра… я врач, я лечить должен, а убиваю. Почему, Ян? За что мне это?
– Не надо, Костя, пожалуйста!
Страх в его глазах, боль в его глазах и еще что-то, наверное, то самое безумие, которое я давно должна была заметить, но не заметила. Принц зарычал, и руки на моем горле разжались. Костик отступал, медленно, неловко, не выпуская добермана из поля зрения. Костик уперся в стену и медленно сполз, сел на пол, обхватил голову руками.
– Звони. Все равно не смогу. Тебя не смогу… и жить потом тоже… и сейчас.
– Ты поэтому хотел, чтоб Данила уехал? – я села рядом, плечо к плечу. Мокрая от пота рубашка, слипшиеся волосы, тонкая серебряная цепочка на бронзовой коже. Костик, Костик, что ж ты наделал, а?
– Я боялся, что когда-нибудь открою шкаф, а там его фотография. Я не хотел его убивать, Ян. Я не хотел… – он заплакал. Мой друг, все-таки друг, несмотря ни на что, сидел на полу и плакал.
В последний раз я видела Костиковы слезы в шестом классе. Что сказать? Не знаю.
Что делать? Тоже не знаю.
– Помоги мне, Яна. Пожалуйста…
Он очнулся от холода. Мелкие капли ползли по лицу, забирались в нос и рот, ледяные и совершенно безвкусные. Мокрая одежда прилипла к телу, и Данила с трудом подавил желание содрать ее, до того неприятным было прикосновение.
Больно. Все больно. Дышать, лежать, шевелиться. Но надо вставать – под ним целая лужа набралась. Темно, звезд нету, ничего нету, кроме дождя, холода и боли. Кисти огнем горят, и челюсть тоже, а носом дышать не получается. Сломали, наверное.
Данилу рвало долго, мучительно, казалось, что эта пытка никогда не закончится.
Правильно, он заслужил, он виноват, он трус и слабак. Тряпка. А еще его избили.
И он понятия не имеет, где находится и что делать дальше.
Для начала встать с колен. Ноги затекли и онемели, ничего, если рукой держаться за… угол дома? Наверное. Ладонь скользнула по мокрой неровной поверхности. Ногтями бы зацепиться, короткие, но хоть как-нибудь. И идти, опираясь на все ту же стену… в тупик. Значит, повернуть назад. Где-то вдалеке сквозь шелест дождя пробился рев мотора. Дорога. Идти нужно к дороге.
А потом?
О том, что будет потом, Данила старался не думать. Адрес он помнит… а вот как добраться? Метро закрыто. В такси тоже вряд ли возьмут. Попутку ловить бесполезно.
И ехать некуда, к тетке он не вернется.
На углу дома, там, где заканчивалась такая удобная и надежная стена, его снова стошнило. От обиды и несправедливости Данила заплакал. Правильно, трусам и слабакам не остается ничего, кроме слез.
Он не знал, как долго шел вдоль дороги. Час? Больше? Меньше? Дождь закончился, тучи разошлись, в лужах отражались звезды. Периодически Данила принимался их считать, лучше уж звезды, чем шаги, а когда считаешь, то не думаешь о том, что тебе плохо и холодно.
На сотой звезде у обочины притормозил автомобиль, блекло-серая, как все в этом вечернем, очищенном дождем городе, иномарка. Дверца открылась, и смутно знакомый голос приказал:
– Садись, дурак, подвезу.
Внутри было тепло, даже жарко, воняло туалетной водой и полиролью, сразу захотелось пить.
– Печку включить? Ну и в какие неприятности ты, идиот малолетний, опять влип? – Мент. Тот самый, который вчера приходил квартиру обыскивать, протянув бутылку с минеральной водой, велел: – В бардачке салфетки лежат, умойся, а то вид такой, точно под грузовик попал.
– Иди в задницу.
– В задницу? – Мент усмехнулся. – А мы давно уже там. Мы все давно в глубокой заднице… а ты все равно умойся, обивку испачкаешь.
Данила послушал, не потому, что боялся обивку испачкать, просто кровь, засыхая, стягивала кожу на лице, да и мало удовольствия грязному сидеть. А этот, за рулем, ни слова не сказал, на дорогу смотрит, насвистывает что-то себе под нос.
Урод.
– Куда везешь? В ментовку? Или к тетке? Это она в розыск подала, да? Лучше в ментовку давай.
– А к тетке, значит, не хочешь?
– Не хочу.
Дорога впереди влажно блестела, желтые капли фонарей разукрасили лужи, черные следы шин соединили их в одно. От лужи к луже, цепью, веревкой…
– А тетка ведь тебя любит… волнуется, наверное. И расстроится, если с тобой, остолопом этаким, что-нибудь произойдет.
– Что произойдет? – стало как-то не по себе. Хотя чего там, пугает, урод ментовский, нарочно и на жалость давит.
– Что-нибудь, – повернувшись к Даниле, он улыбнулся. – Мало ли, что с человеком произойти может… сегодня побили, завтра убили. Город такой, сумасшедший. А мы почти приехали.
– Куда?
– В гости. К одному очень хорошему человеку.
Двор-колодец, черный, пустой и гулкий. Мотор заглох, но эхо продолжало гонять в темноте тающие звуки, а когда стало тихо, человек из милиции, сумасшедший человек из милиции, приказал:
– Выходи. И в подъезд давай, третий этаж, седьмая квартира. Ключ держи.
– А ты? – Бежать надо, прямо сейчас, подальше от психа этого и от места, нырнуть в темноту, потом в переулок, и еще один, главное, подальше.
– А я следом. След в след. И дуло в череп. Так, на всякий случай, – он достал пистолет. – Ты же не станешь рисковать, верно?
Данила не стал.
Куда он ввязался? А тетка… наверное, и вправду волноваться станет. Жалко ее. И себя жалко.
– Это будет сюрприз. Прощальный сюрприз хорошему человеку. Ты ведь поможешь мне, верно?
Он опаздывал. Спешил и все равно опаздывал, более того, был почти уверен, что уже опоздал, но уверенность не мешала подгонять себя.
Проверка информации заняла больше времени, чем он рассчитывал. Уже стемнело, день ушел, ускользнул, а он так до конца и не понял: прав ли.
Двор. Стоянка. Мест нет… к черту, можно и здесь поставить… подняться на пятый этаж и, утопив кнопку дверного звонка, стоять. Ну же, открывай! Пожалуйста, открой, скажи, что ошибка вышла, случайность.
– Нету его! – соседняя дверь распахнулась, выпуская мужика в вылинялой красной майке и мятых спортивных штанах, в которые мужик отчего-то вцепился обеими руками. – Нету его!
– Точно нету?
От соседа несло соляркой и самогоном. Икнул, чихнул, отпустив штаны, вытер нос рукой и только после этого ответил:
– Так если не открывает, то ясно, что нету. И машина не стоит, значится, поехал.
– Куда поехал?
– А мне почем знать. Куда надо, туда и поехал, – обитатель соседней квартиры захлопнул дверь.