– Какие это такие особые отношения? – Огромный капитан Сойка чуть заметно поморщился.
– Ну, вы же понимаете. – Штукина сощурила глаза и поджала губы.
– Не понимаю. – Капитан сделал каменное выражение лица. – Что конкретно вы имеете в виду?
– Ну, Валерия Борисовна… она… как бы это выразиться… часто одаривала своим вниманием некоторых актрис…
– Кого именно?
– Ну, говорили, что многих… но ведь никто же не признается… в общем, она старалась приблизить к себе хорошеньких молодых женщин…
Штукина замолчала, а капитан Сойка тут же подумал, что, насколько он мог заметить, молодая и красивая актриса была в театре только одна – та самая Ольга Чижова. Так что выбор у покойной мадам Кликунец был небольшой. Но зачем она нужна была этой красотке? Неужели из-за денег?
Капитан искоса взглянул на Лизавету Штукину. Она встала, а капитан оставался сидеть, таким образом они оказались одного роста. Лиза говорила что-то, округляя глаза и брызгая слюной.
«Ох и мерзкая же баба! – подумал капитан неожиданно для себя. – И глазки совершенно поросячьи».
Он сделал над собой усилие и вслушался в слова Штукиной.
– Спросите ее, почему она опоздала на репетицию! Мы ждали всем коллективом! А Главный ей вечно потакает!
– Почему? – вклинился капитан Сойка. – Почему Главный ей потакает? У него с Чижовой тоже свои особые отношения?
Штукина испугалась, что перегнула палку. Главный в гневе бывал крут. Запросто может и уволить. Актрисе ее амплуа устроиться нелегко. В каждом театре нужна только одна травести…
– Ближе к делу, – предложил капитан, – вы конкретно видели, чтобы покойная Кликунец с Чижовой ссорились, ругались, выясняли отношения?
– Нет, но она жаловалась, что Валерия не дает ей проходу…
– Кому жаловалась? Вам? – гаркнул капитан.
– Не-ет… – прошелестела Штукина, не решаясь перед лицом сурового капитана на откровенную ложь.
– Идите, – спокойно сказал капитан, но глаза его выразили Штукиной все, что он думает о ее поведении, – вы свободны.
Штукина вышла, губы ее дрожали от унижения.
«Разумеется, – думала она, уныло бредя длинным полутемным коридором назад к своим собратьям по сцене, – разумеется, эта крашеная стерва, эта содержанка, эта наглая потаскуха с длинными ногами и смазливеньким личиком уже успела состроить капитану глазки. И он, как все мужики, купился на дешевое кокетство. А может, она уже посулила ему себя в награду за то, чтобы он избавил ее от неприятностей? Что, ну что в ней хорошего? Кукла Барби какая-то!»
Тут Лиза Штукина вспомнила, что кукла Барби блондинка, а у Ольги Чижовой карие выразительные глаза и густые, темные от природы волосы. Откровенно говоря, на Барби она совсем не была похожа. Наедине с собой – но только наедине – Лиза даже могла признать, что как актриса Ольга очень даже неплоха… Именно эта здравая мысль вызвала у Лизы наибольшую злость.
«Конечно, будешь казаться замечательной актрисой, если дают такие выигрышные роли! – возмущенно думала Штукина. – Виола в „Двенадцатой ночи“, Элиза в „Пигмалионе“… Попробовала бы она хорошо, с подлинной страстью и глубоким проникновением в образ сыграть Тома Сойера на детском утреннике! Или Кристофера Робина! Или Пеппи, черт бы ее побрал вместе с ее Длинным Чулком!»
Зависть очень опасное чувство, нельзя идти у нее на поводу. Штукина внезапно ощутила такую острую и непреодолимую ненависть к Ольге Чижовой, что даже остановилась на месте. Ноги ее не держали, на лбу выступила холодная испарина, и срочно понадобилось в туалет.
Передвигаться после допроса ей разрешили свободно – ведь она рассказала уже капитану Сойке все, что знала, и еще много лишнего.
Штукина мелкими шажками устремилась к туалету. И вот там, на подходе, она увидела вдруг на полу что-то блестящее. Только ее зоркие глаза могли разглядеть в темном углу небольшую вещь. Пол покрывала густая пыль, потому что уборщица тетя Клава, раздувшаяся от гордости и переживавшая новое для нее состояние знаменитости – Человека, Который Первым Нашел Труп, так и не приступила сегодня к своим непосредственным обязанностям. И в этой пыли Лиза увидела хорошо знакомую всем в театре брошку-змейку. Лиза нагнулась и подняла брошку.
Тело змейки состояло из тщательно подобранных по размеру и форме мелких бриллиантов, а глазами ей служили два изумруда чистой воды. Брошку эту очень любила носить покойная Валерия Борисовна Кликунец, и про это знали все в театре, от Главного до швейцара.
Но как она здесь очутилась? Возможно, Валерию убили здесь и брошка упала на пол в процессе борьбы? Или ее потом выронил убийца, когда убегал? «Но куда он бежал? – задала сама себе вопрос Лиза. – В туалет, что ли?»
Она огляделась. Поблизости никого не было, никто ее не видел. Штукина решительно сжала зубы, достала из кармана носовой платок и завернула в него брошку, аккуратно вытерев то место, которого она коснулась пальцами. Потом она убрала сверток в карман и целеустремленно зашагала в сторону грим-уборных. Там тоже никого не было. Она проскользнула в уборную Ольги и положила брошку поглубже в ящик туалетного столика, не забыв забрать собственный носовой платок.
Абсолютно никаких мыслей не было в ее голове, все действия совершала она на автопилоте и опомнилась только в зрительном зале, увидев на сцене знакомые лица своих коллег.
– Пройдите к остальным! – буркнул ей коренастый Шурик, как свидетель Штукина его больше не интересовала.
Капитану Сойке надоело высушивать бабские сплетни, и он вызвал на допрос Главного. Но ничего от него не добился: Олег Игоревич был весь в искусстве и заявил, что житейские подробности его мало интересуют. Правда, он дал покойной Валерии объективную характеристику – она действительно очень любила театр, хорошо разбиралась в режиссуре и актерской игре и, он не боится в этом признаться, оказывала театру немалую спонсорскую помощь. Так что он лично и весь театральный коллектив были Валерии Борисовне за это очень благодарны. Валерия бывала в театре запросто, без приглашения. Она могла посетить репетицию, никому не приходило в голову ей это запретить. Но вела она себя вполне корректно, сидела тихонько в зале, работать не мешала и с неквалифицированными советами не лезла.
– Значит, вы не находите странным то, что тело ее нашли в декораторской? – обреченно спросил капитан Сойка.
– Ни в малейшей степени! – заверил его Главный. – Валерия… она могла оказаться абсолютно где угодно, ходила, знаете ли, где ей вздумается, и гуляла сама по себе, как та кошка у Киплинга.
– Черт знает что! – сказал сам себе капитан Сойка, оставшись один. – В этом театре бардак творится несусветный! Как и везде, – подумав, добавил он.
В дверь шариком вкатился напарник.