– Не надо.
Катя придержала Юру за руку, заставила его спрятать пистолет.
– Ты что, не видишь, он же с цветами!
Действительно, на столешнице перед зеркалом стояла корзина с пышным букетом роз.
Красницкий был один, с цветами, но все-таки Катя смотрела на него с большим подозрением. И уж точно без радости.
– Вот так эти бравые ребята отпугивают от звезд поклонников, – широко улыбнулся Феликс Михайлович, поднимаясь с кресла.
– Я так понимаю, что поклонник – это вы?
– Да, я самый преданный твой поклонник.
Он подошел к ней, взял ее за руку, чуть ли не силой поднес к губам ладонь, приложился к ней губами.
Юра и Гена стояли у нее за спиной, Катя и не думала их прогонять. Меньше всего на свете она хотела остаться наедине с Красницким. Впрочем, олигарх не обращал на них внимания. Для него эти люди просто не существовали.
– И я хочу просить прощения за свою несдержанность. Ты же помнишь наш разговор, – опечаленно вздохнул Красницкий.
– Да уж не забыла.
– Поверь, я очень сожалею, что позволил себе разговаривать с тобой в столь недопустимом тоне.
– А я не сожалею, что отказала вам. Не буду я вашей рабыней, и не надейтесь.
– Ну что ты, Катя! Как можно! Я вовсе не хочу видеть тебя своей рабыней… Знаешь, как это бывает на Востоке: у султана есть гарем, так в нем и жены, и наложницы. Жены пользуются королевскими правами…
– Но живут в одном гареме с наложницами, – усмехнулась Катя.
– Да, но уважение к ним королевское.
– И много у вас таких жен?
– Пока ни одной. Но я в поиске и, возможно, уже нашел достойную девушку.
– Надеюсь, это не я.
– Да, не ты, – глядя ей в глаза, сказал Красницкий.
Если он рассчитывал на то, что Катя расстроится, то его ждало разочарование. В ответ на его слова она лишь облегченно вздохнула.
– Это не та девушка, с которой я когда-то разговаривал, – продолжал он. – Во время нашей последней встречи с тобой я и не думал, что ты можешь стать моей королевой. Признаюсь честно, тогда я хотел, чтобы ты была моей наложницей. Но сейчас все изменилось, и я смотрю на тебя другими глазами…
– Вы не могли бы смотреть на меня где-нибудь в другом месте?
Катя взяла со столика диск со своим концертом, протянула его Красницкому:
– Здесь моя фотография, можете смотреть на меня сколько угодно. Только в другом месте. А здесь мне нужно переодеться.
– Да, конечно.
Но Феликс Михайлович, похоже, и не собирался уходить.
– У меня к тебе предложение. В субботу я устраиваю банкет по случаю годовщины банка. Будет много высоких гостей. И я очень бы хотел, чтобы ты, Катя, была главной звездой на этом вечере. Всего две-три песни, и все. Не думаю, что тебя это затруднит. А я хорошо заплачу. Что ты скажешь насчет пятидесяти тысяч долларов?
– Спасибо, не надо.
– Я понимаю, у тебя богатый брат, он тебя содержит. Но неужели тебе неприятно самой зарабатывать деньги? Тем более эти пятьдесят тысяч заплатят тебе, а не Валерьеву. Ираклий ничего с этого не будет иметь, потому что это мое личное приглашение…
Катя задумалась. Действительно, Спартак ее содержит, и это позволяет Валерьеву отделываться от нее весьма скромными гонорарами. А тут пятьдесят тысяч, и ей в руки. Тогда она перестанет зависеть от Спартака. Может, она и не стремится к независимости от него, но эти деньги решат многие проблемы…
– Я не знаю, – пожала она плечами.
– Ты должна понимать, что это очень большие деньги. Ты же знаешь, в стране случился дефолт, доллар дорожает. Он уже семь рублей стоит, а в сентябре за него все двадцать будут давать. Сейчас доллары на вес золота, а ты нос воротишь. Я-то могу себе позволить швыряться деньгами. А ты можешь себе позволить не подобрать их с дороги?
– Ну, кланяться ради них точно не буду.
– Вот в этом я почему-то не сомневаюсь, – одобрительно улыбнулся Красницкий. – Ты не из тех, кто продается. За это я тебя и ценю. Но я не тебя покупаю, а право любоваться тобой, слушать твои песни… Возможно, ты боишься, что я заманиваю тебя в ловушку. Ты думаешь, я пытался тебя похитить. Но это не так. Это все твой парень устроил. Как его там?
– Не важно.
– Действительно, не важно. Если человек не важный, то совсем не важно, как его зовут. Это он все устроил…
Катя и сама знала, что во всем виноват был Костя. Но ей не хотелось, чтобы кто-то говорил о нем с осуждением и неприязнью, поэтому она поспешила согласиться. Она выступит на банкете у Красницкого, она заработает деньги, которые нужны ей. А бояться нечего. Ведь Спартак будет знать обо всем. И еще она попросит у брата не двух, а четырех телохранителей. Он, конечно же, не откажет ей в этом…
И еще она согласилась для того, чтобы Красницкий поскорей убрался с ее глаз. Не нравился ей этот человек, и она с облегчением вздохнула, когда за ним закрылась дверь.
* * *
Страна обанкротилась, доллар дорожает, но хуже всего, что люди вдруг перестали тратить деньги. «Черный вторник» заставил их копить на черный день. Потому и пустеют рынки, и в казино стало меньше клиентов. Обороты падают, бизнес чахнет. Хотя, конечно, до катастрофы еще далеко. Строительный рынок, может, и загнется, но вещевой – вряд ли. Такой уж менталитет у русского человека, на колбасе сэкономит, на кирпичах, но в модной тряпке себе не откажет. Да и азартных людей в России всегда хватало, и пока существуют казино, без посетителей они не останутся. Более того, прогорающие бизнесмены будут нести туда деньги в надежде отбить свои потери. Увы, их ждет разочарование. Так уж устроено казино, что себе в убыток оно не работает.
Примерно в том же духе рассуждал и Мартын. Они возвращались в Репчино из своего нового казино в районе Нового Арбата. Проект удачный, и даже сейчас он приносит прибыль.
Но Спартак больше думал о другом. Выпил он сегодня за карточным столом, и что-то вдруг к Варваре потянуло. Нет, он, конечно, удержится от искушения, но ведь надо ее проведать. Сколько она уже без него… Да и расстались они не очень красиво.
– Давай на Покрышкина заглянем, – сказал он, обращаясь к Мартыну.
– А что там у нас такое? – не без иронии глянул на него тот.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – отшутился Спартак.
– Так ты нос этой Варваре хочешь вшить? – засмеялся Мартын.
– Много ты знаешь.
– Много. Но в пределах разумного… Да не напрягайся ты, мне все равно, что у тебя с этой дивой. Я к тебе в хранители моральных устоев не нанимался…
– На пару минут заглянем. Посмотреть надо, как там.
– Ну да, мы в ответе за тех, кого приручили… Я тебя понимаю, брат.