В этот же миг из дома выскочили собаки, закружились возле Мамонта, облаивая его со всех сторон, и растоптали следы. В окнах забрезжил красноватый свет — то ли свеча, то ли керосиновая лампа. Увлекая за собой всю свору, Мамонт подошёл к крыльцу, и в это время из дома с ружьём в руках выскочил Пётр Григорьевич.
— Ура! Я Странник, — сказал Мамонт и вскинул руку.
— Странник? — насторожённо спросил пчеловод и поставил ружьё к ноге. — Я уж подумал — медведь.
— Я не медведь — Мамонт! — пошутил он, несколько смущённый тем, как его встречают.
— Ну, заходи, заходи, странник, — проговорил Пётр Григорьевич, освобождая дорогу. — Места хватит…
Мамонт вошёл в избу — на столе светилась тусклая лампа с закопчённым стеклом. Обстановка никак не изменилась за это время: те же резные столбы, щепки, запах мёда и прополиса.
— Здравствуй, Пётр Григорьевич, — сказал Мамонт. — Извини, что среди ночи…
— Ничего, брат, ко мне в любое время захаживают, — отозвался он, вешая ружьё на стену. — Сейчас чайком угощу, в печи стоит, поди, не остыл. Или медовушки с устатку выпьешь?
Было непонятно, признал его хранитель Путей — Драга или всё это обыкновенное его гостеприимство. Мамонт прибавил света в лампе, снял фуфайку. На столе были разложены книги, открытые на закладках, и несколько кип машинописных рукописей.
— Философией балуюсь, — объяснил пчеловод, доставая чайник. — Разрабатываю одну любопытную теорию… Ты, странник, поди, голодный, так я щей разогрею. Печь горячая, да и щи не совсем стылые.
— Ты что же, не узнаёшь меня, Пётр Григорьевич? — спросил Мамонт.
— Как не узнаю? Узнаю! — засмеялся он, орудуя ухватом у печи.
Мамонт сел на лавку, вытянул ноги — только сейчас почувствовалась усталость…
— Я исполнил урок Стратига, — сказал он. — Я нашёл золото… Но Стратиг задал мне новый: хотел отправить на Азорские острова, Страгой Запада. И я отказался… Он вручил мне посох и отправил Странником.
— А что в наши края-то занесло? — поинтересовался Драга.
— Ищу Валькирию, — признался Мамонт. — Пусть она решит мою судьбу. Что скажет, то и будет.
— Она что, где-то здесь? Валькирия-то? — осторожно спросил он.
Мамонт смешался, не зная, как расценить поведение старика.
— Пришёл у тебя спросить, — неуверенно проговорил он. Драга поставил на стол два знакомых высоких стакана, налил медовухи из тёмного графина.
— «Летающие тарелки» здесь летают. Снежный человек у меня под окнами ходит… А где Валькирии живут — не знаю.
Мамонт ощутил прилив негодования — старик актёрствовал перед ним, как перед изгоем!
— Не валяй дурака, Драга! — звенящим голосом проговорил он. — Я Странник, но я — гой! Я избран Валькирией!
— Да вижу, вижу, что странник, — заохал Пётр Григорьевич и коснулся лба Мамонта. — Ты уж не волнуйся, жар у тебя. Эвон голова горит, оттого и несёшь околесицу. Выпей-ка медовушки.
Сколько ни всматривался, сколько ни вслушивался Мамонт, не заметил и тени фальши: старик играл безупречно. Мамонта не признавал — Стратиг предупредил, кто он теперь.
Всё начиналось сначала…
Мамонт выпил стакан до дна. Пётр Григорьевич тут же его наполнил снова.
— Выпей ещё да ложись. А утром я тебе травы заварю, с маточным молочком…
От второго стакана на пустой желудок у Мамонта закружилась голова, онемели губы.
— Хорошо, — глухо вымолвил он. — Понимаю, это мне наказание… Но ты же можешь сказать, где Ольга?
— Это какая Ольга? — вскинул лохматые брови старик.
— Врач из гадьинской больницы. Ты ведь не можешь отказаться, что не знаешь её!
— Я не отказываюсь, — мгновенно согласился Пётр Григорьевич. — Что знаю, то знаю. Бывала у меня, больных пользовала…
— Где она?
— Слыхал, будто уехала в город, — охотно объяснил он. — Будто у неё жених тут на лесосплаве погиб. Так после этого уехала. А что молодой девке делать в наших краях?
— В какой город?
— Вот этого не знаю! Хорошая девка была, и докторша толковая, хоть и молодая, — забалагурил старик. — Иная в её годы укола поставить не может — тычет, тычет… А эта в вену с одного раза попадала.
Глаз у старика неподдельно заблестел. Спрашивать о чём-либо ещё было бессмысленно. Мамонт попросил стакан медовухи, выпил и тяжело откинулся к стене.
— Я гой! — предупредил он и погрозил пальцем: — Понимаю тебя, Драга… Но я — гой!
— Гой! Гой еси, добрый молодец! — подтвердил старик. — Пойдём-ка спать уложу. Утро вечера мудренее.
Он лёг с этой последней фразой Петра Григорьевича, застрявшей в сознании. Была надежда на утро: Драга мог с кем-нибудь посоветоваться, пока Мамонт спал, и принять либо изменить прежнее решение. Утром его могли встретить как гоя-Странника, признать избранного Валькирией, а не морочить голову, как изгою. Пчеловод спать больше не ложился, хлопотал в другой половине избы и тихо напевал:
Ой да ты калина, ой да ты малина,
Ты не стой, не стой, да на горе крутой.
Утром Драга стал поить его отваром горькой травы, чем окончательно разрушил ночную надежду. Он считал странника больным, несущим бред, а это значило, что решение Стратига в отношении Мамонта не изменено. Он отказался пить лекарство, поскольку чувствовал себя совершенно здоровым, через силу похлебал щей, чтобы не упасть в дороге от голодной слабости, и стал собираться.
— Остался бы, пожил, — заботливо предложил старик. — Куда ты пойдёшь на зиму глядя?
— Куда глаза глядят, — неопределённо ответил Мамонт. — Я Странник.
— В горы пойдёшь? — осторожно поинтересовался он.
— И в горы, и в долины… По всему миру.
— Тогда возьми шапку. — Драга сдёрнул с вешалки лохматый волчий треух. — Поморозишься, уши-то и сегодня прихватит. Да ещё вот котомку собрал. Какой же ты странник без котомки?
— Спасибо и на этом, — Мамонт принял шапку и солдатский вещмешок, вышел на крыльцо, щурясь от слепящего, сверкающего снега.
— Счастливый путь! — сказал Драга. — Не поминай лихом и прости, что не так.
— Ура! — Мамонт взмахнул рукой и, забросив котомку за плечо, захрустел стылым, сыпучим снегом.
Собаки провожали его с километр, облаивая, будто медведя, потом отстали, исчезли за поворотом, а в ушах всё бился долгий певучий крик:
— Ва! Ва! Ва!..
А ещё через километр он услышал в горах монотонный, урчащий гул, и прежде чем в небе показалось оранжевое крыло дельтаплана, Мамонт увидел стремительную его тень, бегущую по голубоватым снегам. Драга держал курс на запад…