— Ура! — крикнул он солнцу. — Я Странник!
И неожиданно обнаружил вокруг машины цепочку следов, оставленных босыми человеческими ногами…
Зямщица быть здесь не могло! Он бродил где-то в Алтайских горах, куда его доставила и отпустила Дара. Но кто-то же преследовал Мамонта!..
Или пугал, помня легенду о Зямщице?
Было неприятное ощущение, что кто-то смотрит в спину из-за ближних деревьев. Мамонт огляделся и сел в машину, проверил пистолет: хорошо, что не нашёл покупателя… Если его запугивали, чтобы держать в постоянном напряжении, то угадать, кто это делал, было невозможно. То ли люди убитого им генерала Тарасова, то ли Интернационала, возможно, и гои — хранители сокровищ Валькирии.
Озираясь, Мамонт развязал котомку, собранную Петром Григорьевичем. Там оказался каравай хлеба, горсть крупной, серой соли в мешочке и пластмассовая банка с мёдом. Он обрадовался хлебу и соли — символам земли и солнца: хоть таким образом, но Драга всё-таки намекнул, что узнал Мамонта! И как бы тем самым просил прощения, что не может сделать это открыто, повинуясь власти Стратига. Мамонт отщипнул кусочек, макнул его в соль и съел: для завтрака достаточно…
Он ехал всю дорогу в приподнятом настроении, хотя иногда глаз улавливал пятна следов на снегу, напоминая о преследовании. Однако человеческих больше не попадалось: по первому снегу бродили лоси да скакали вездесущие зайцы. Его подмывало заехать к серогонам, к Паше Зайцеву, но появилось сомнение, что и здесь его не признают, а что на уме у атамана, когда в руках гранатомёт?
Ни на старом волоке, ни на мёртвой дороге не было ни единого следа. Кажется, люди в эту пору сюда уже не заглядывали. Мамонт остановился лишь один раз, возле подорванного на гранате «Опеля», валяющегося в кювете. Скорее всего, серогоны сняли с него всё, что снималось, — от машины остался один покорёженный остов, напоминающий пустой черепаший панцирь.
В сверкающем безмолвии явственно слышалось, как бьётся сердце и шелестит в ушах кровь.
Не доезжая Кошгары, он свернул в карьер и, пробуровив глубокий, набитый сюда с берегов снег, остановился у осыпи. Впереди были только горы — хребты, скаты, каньоны речных долин и перевалы. Несмотря на белизну, побитую серыми пятнами голого камня, они выглядели мрачновато, хотя Мамонт уже проходил этим путём, мог ориентироваться без карты и знал, что там, наверху, не так уж и страшно.
Довольно быстро он поднялся на водораздельный хребет Вишеры и Уньи, устроившись между скал, — на вершине тянул приличный ветер, — съел кусок хлеба с солью и немного мёда со снегом. И потом шёл каменистым плато, пока совсем не стемнело. Он знал, что спать в эту ночь не придётся: дров, которые он нёс с собой, и котомки могло хватить лишь часа на четыре-пять, при условии, если жечь костерок в консервной банке. Чтобы спастись от ветра, он сразу же принялся сооружать себе берлогу из камней и снега, с узким лазом, который потом заделал изнутри. Разогревшись от работы, он выждал полчаса и лишь потом запалил огонь.
Этой ночью из всех утраченных им когда-либо вещей он больше всего жалел подарок Стратига — волчью доху…
К утру у него загноились глаза и потрескались губы. Мамонт расширил отверстие в крыше — дрова давно сгорели, и ждал, когда начнёт светлеть небо. И вместе с его голубизной, с таянием крупных, ярких звёзд он ощутил облегчение. Встав на ноги, он выдавил спиной стенку убежища и наконец распрямился, размял затёкшее в тесноте тело.
В полусотне метров прямо перед ним на снегу стояло существо, напоминающее человека. Сумерки не позволяли рассмотреть его, виделся лишь живой, шевелящийся силуэт, и видение это длилось секунд десять, после чего неизвестный спутник Мамонта метнулся за камни и пропал.
Мамонт протёр снегом гноящиеся глаза, достал холодный пистолет и побежал к месту, где только что было это существо. Осмотрел камни, расщелины среди скал и ничего, кроме следов, не обнаружил.
На сей раз, кажется, это был настоящий снежный человек, ибо ни один современный, даже самый завзятый «морж» не выдержал бы ночи на камнях. А судя по следам, этот до самого утра топтался вокруг убежища Мамонта либо лежал на снегу под ветром.
Это был рок: в прошлый раз, направляясь к заветному камню, он тащил за собой бандитов генерала Тарасова. Сейчас — какое-то чудовище…
Первые километра два в это утро он шёл с тревогой, часто и неожиданно оглядывался, надеясь уловить за спиной какое-то движение, но скоро дорога увлекла его: впереди маячил Поясовой Камень — хребет «Стоящего у солнца». На вершинах и голых плато снега почти не было, но в неглубоких седловинах между ними Мамонт тонул по пояс. К полудню он выбрался на Поясовой Камень и, чтобы не терять времени, пообедал на ходу, заедая хлеб и соль снегом. Отсюда до заветного камня оставалось километров шесть. Мамонт отлично помнил путь от него ко входу в пещеры, возле которого Валькирия уронила обережный круг и Данилу-мастера достала пуля… Мамонт спешил, чтобы засветло прийти к этому месту и отыскать лаз в пещеру: только этим путём Карна может выходить на поверхность…
Главный хребет оказался почище, выдутый ветрами снег лежал под скалами, между камнями, а по всему плато виднелась щебенистая залысина, похожая на суетливую тропинку. Мамонт перевалил на восточную сторону хребта и отыскал взглядом заповедный камень-останец со знаком жизни. Несколько правее и чуть выше его начинался развал крупных глыб, среди которых и был вход в пещеру. Солнце стояло уже на уровне с вершиной хребта, через час в сибирском склоне начнутся сумерки… Он направился прямо к развалу, утопая в снегу, — прыгать по камням было опасно. И тут вспомнил, что где-то позади за ним идёт это человекообразное существо, по всей видимости, ориентируясь по следам Мамонта. А он сейчас пробуравливал в снегу глубокую тропу, тем самым выдавая вход.
Всё повторялось!
Мамонт затаился в камнях и долго прислушивался, осматривая гребень хребта, ярко освещённого солнцем. Даже крошечный предмет сейчас бросал длинную тень, и любое движение немедленно бы отрисовалось на склоне, как на гигантском экране. Прошло минут пятнадцать, снежный человек не появлялся, лишь ветер гнал позёмку, сдувая с плато остатки снега.
Внезапно безмолвие нарушилось криком, словно кто-то пробовал голос:
— Ва!..
Эхо взметнулось над головой и унеслось к границе леса. Забыв обо всём, Мамонт выскочил из засады и сдёрнул шапку.
— Ва! Ва! Ва! — всколыхнулась тишина плачущим голосом.
— Карна, — прошептал он и вдруг увидел, что у заповедного камня поднимается в небо мятущийся столб дыма.
От предчувствия, что она рядом, затрепетала душа и ознобило спину. Не разбирая дороги, Мамонт побежал по склону, засмеялся, закричал на ходу:
— Валькирия! Карна!
— Ва-ва-ва!.. — откликнулась она радостным криком. В этот миг свет переломился, солнце пало за кромку хребта, и восточный склон погрузился в голубые сумерки. Но Мамонт заметил, как от заповедного камня навстречу ему, едва касаясь снежных застругов, летит стремительная, лёгкая фигурка. И будто волосы трепещутся на ветру!