Назад хранитель Путей возвращался на большой высоте, так что этот маленький самолётик напоминал парящую в небе птицу. Тем временем Мамонт стоял на дороге и ловил попутный транспорт до Гадьи. Редкие легковые машины не брали и даже не останавливались, пролетая мимо: видимо, здесь тоже боялись случайных попутчиков. Наконец ему удалось, махнув волчьей шапкой, остановить лесовоз с громыхающим прицепом.
Водитель его был тот самый, что не однажды приезжал на пасеку и привозил туда Ольгу…
— Ты меня не узнаёшь? — спросил Мамонт.
— Не-а, — отозвался тот, не удосужившись даже толком посмотреть на пассажира. — Вот шапочку узнаю. Знакомая шапочка.
И это был весь разговор за всю дорогу до Гадьи. На краю посёлка Мамонт спрыгнул на землю, махнул водителю. Не удостоив даже взглядом, он погнал лесовоз куда-то в сторону посёлка Дий: возможно, спешил, потому что опять вечерело…
В Гадье было тепло, ещё зеленела трава возле деревянных тротуаров, и павшие листья, не успев почернеть, золотились на земле, однако с северо-запада гнало низкие, холодные тучи, заслоняющие багровый солнечный закат. Мамонту было тревожно и неуютно: чем ближе подходил он к «Стоящему у солнца», тем меньше оставалось надежд.
В больнице горел свет, ветер разносил дым из трубы, и его запах ассоциировался с запахом жилья. Мать Ольги была в приёмной, переставляла лекарства в стеклянном медицинском шкафу. Тяжёлый свиток волос не умещался под белым колпаком, пришпиленным к ним заколками. Это были космы Валькирии…
— Ура! Я Странник, — провозгласил Мамонт от порога и снял шапку.
Она посмотрела с лёгким недоумением, прикрыла створку шкафа.
— Да, прошу вас, проходите…
— Конечно, вы меня не узнаёте? — с лёгким вызовом спросил он.
— Нет, — напряжённо вымолвила она, вглядываясь. — Хотя погодите. Вы были летом у нас?
— Был! Был! — чуть не крикнул Мамонт. — Это я, я, Мамонт!
— Садитесь сюда, на кушетку, — пригласила она. — Не волнуйтесь. У вас что-то болит? Вам плохо?
— У меня ничего не болит! — заверил он. — Но мне очень плохо, никто не узнаёт. Я же гой! Странник! Это мне наказание от Стратига.
— Я ничего не пойму, — растерянно улыбнулась она, — Вы зачем пришли?
— Ищу Валькирию!
— Чем же я могу помочь? Здесь больница…
— Она — ваша дочь, Ольга!
— Ольга — Валькирия? — как-то странно изумилась она. — О чём вы говорите?.. Что с вами?
— Это с вами — что! — Мамонт ударил шапкой об пол. — Вы же меня все узнаёте! Но делаете вид!.. Делаете из меня сумасшедшего! Понимаю, это наказание… Я сам решил всё сначала… Стратиг лишил меня пути! Но я пришёл сюда. Я нашёл дорогу, разорвал все замкнутые круги. И пришёл! Так помогите же мне, гои!
— Чем же помочь вам? — со страданием спросила она и почему-то огляделась. — Успокойтесь, пожалуйста… Хотите, сделаю укол?
— Ты же Валькирия! — крикнул он и выхватил из-под ворота железный медальон. — Ты Валькирия и мать Валькирии! Вот, смотри! Сокол! Это дала мне моя Валькирия, твоя дочь! Она избрала меня!
Женщина вдруг преобразилась, участливый и беспомощный взгляд её посуровел, расширились и похолодели глаза. Властной рукой она взяла медальон, висящий на шее Мамонта, взглянула на сокола и, не выпуская его из ладони, зажала в кулак.
— Так ступай и ищи её! — Ударила медальоном в солнечное сплетение, добавила со вздохом: — Рок жребия, таинство избрания… Никто не властен над нами.
— Где же искать её? — Мамонт спрятал медальон и поднял шапку. — В горах? В пещерах?
— Где уронила обережный круг, — неопределённо сказала она. — Иди, иди! Странник… Ты должен знать, где это случилось. Один ты!
Он понял, что больше ничего не добиться: недружелюбие матери легко объяснилось — не без участия Мамонта дочь её стала Карной. Однако и за то, что хотя бы признали его, он испытывал благодарность. Никто больше не отважился нарушить запрет Стратига!
Мамонт ушёл из больницы с желанием немедленно бежать в горы, но под холодным ветром, несущим снег, пришёл в себя. Вчера можно было пускаться в дорогу и в ночь — знал, куда идти, но сегодня дремлющие на горизонте горы показались ему пустыми и зловещими. Хотя бы переночевать где, чтобы уйти поутру, при солнце, когда душа радуется свету и горит надежда.
Где Валькирия уронила обережный круг? Видимо, существует закон. Карна исполняет свой урок там, где обронила этот круг, где утратилась её сила — хранить избранного…
Мамонт действительно один знал, где это случилось — в горах, неподалёку от памятного камня со знаком жизни, где избранный Валькирией Страга Севера, бывший разведчик Виталий Раздрогин, назначил свидание с Ингой Чурбановой. Именно там Валькирия уронила обережный круг и Данила-мастер был смертельно ранен в грудь.
И вновь подняла его над Мамонтом и тем самым спасла от гибели…
Всё сначала! Впереди был опять долгий, в сотни километров путь, только по зимним горам.
Но это был Путь!
Мамонт всё-таки решил переночевать в Гадье и отправился к домику Любови Николаевны, слепой и больной женщины-Варги, — другого места в посёлке не было. Однако не выдержал и завернул к дому Ольги взглянуть на памятное место. В окнах стояла темень, а во дворе лаял пёс. Мамонт открыл калитку и вдруг увидел свою машину — «уазик» Ивана Сергеевича. Если уж сначала, так сначала! Бочком, чтобы не достала собака, он пробрался к машине, заскочил в кабину и взялся за руль. Явственно почудился запах лета, жар солнца, духота ночи у безвестной разлившейся речки, и заболела кожа, «вспомнив» ожоги…
И заболела душа.
Мамонт отыскал кусок проволоки, согнул её пополам и всунул в старый, разболтанный замок зажигания. По-видимому, участковый иногда гонял «уазик» по своим делам: аккумулятор был заряжён и горючего полтора бака. Он без труда запустил двигатель, сдал назад к самым воротам, чтобы отгородиться от пса и открыть запор, по-воровски распахнул створки и выкатился со двора.
У колодца он остановился на несколько минут, долил воды в радиатор и вырулил на знакомую дорогу к посёлку Дий.
Всё повторялось. Ночевать он, как и в первый раз, остановился за Дием, только загнал машину подальше от дороги в лес, чтобы на сей раз никто не бил камнем окна. Снега тут ещё не было, и он не опасался погони, если вдруг участковый хватится, что угнали «УАЗ». Мамонт наломал сучьев — топора не было, и затопил печку в салоне. Постель из машины исчезла, однако осталась пристёгнутая к стенке кровать с поролоновым матрацем. Он лёг, укрылся фуфайкой, подложив в изголовье шапку, и загипнотизированный отблесками пламени в глазницах печного поддувала заснул крепко и без сновидений.
А к утру выпал снег, и всё заискрилось в восходящем солнце. Мамонт выскочил из машины, схватил пригоршню какого-то ещё тёплого, будто ватного, снега и растёр лицо.