Канадец не удостоил ответом это гнусное предложение, которое было еще оскорбительнее первого, когда индейский предводитель предлагал им объединиться, чтобы действовать сообща против мексиканцев. Подождав немного ответа и не получая его, Черная Птица снова начал:
— Пусть бледнолицые в последний раз до наступления их смертного часа услышат голос индейского вождя. Мои воины сторожат остров и реку со всех сторон. Кровь краснокожих пролилась сегодня; она требует отмщения, а потому кровь бледнолицых тоже должна пролиться. Но индеец не хочет видеть их крови, разгоряченной в пылу битвы; он хочет видеть ее похолодевшей от ужаса и застывшей от голода. Индеец захватит белых живыми, и, когда они станут биться в его когтях не как воины, а как голодные собаки, готовые грызться между собой из-за обглоданной кости, тогда он заглянет в их внутренности, высохшие от голода и страха. Из их кожи вождь сделает себе седло, а скальпы повесит на стремена и хвост своего коня, как победные трофеи мести. Мои воины будут стеречь остров, если понадобится, в продолжение пятнадцати дней и ночей, чтобы захватить белых.
Закончив свои угрозы, Черная Птица исчез между деревьями, и наступила тишина. Однако Хосе не хотелось, чтобы дикарь вообразил, будто смог запугать белых, а потому он прокричал, насколько мог спокойнее, сдерживая кипевший в нем гнев:
— Собака, умеющая только лаять! Белые презирают твои пустые угрозы, и на твое утешение останутся одни наши кости! Голодный шакал! Я тебя презираю! Я… Я…
Но злоба душила бывшего микелета и мешала ему говорить; тогда он сделал жест, выражавший, по его мнению, наибольшее презрение, что несколько умерило его ярость, и снова уселся на место, довольный, что за ним осталось последнее слово. Что касается Красного Карабина, то угрозы Черной Птицы произвели на него удручающее впечатление: ведь он фактически потерял последний шанс спасти дорогих ему людей.
— Эх, если бы вы не воспротивились! — сокрушенно вздохнул великодушный канадец. — Все вышло бы великолепно! Ну, да что теперь об этом толковать!
Вскоре луна зашла, и отдаленный грохот пальбы стих. В наступившей темноте защитникам островка, пожалуй, не трудно было бы переправиться вместе с раненым на любой из берегов, не прибудь к краснокожим подкрепление. Гайферос по-прежнему находился в забытьи и временами тихо стонал.
— Итак, друзья, Черная Птица дал нам пятнадцать дней! — невесело усмехнувшись, прервал затянувшееся молчание Хосе. — Припасов у нас не густо, но это не беда: займемся ужением рыбы. Кстати, это прекрасный способ разогнать скуку.
Незатейливая шутка испанца не имела успеха: озабоченное лицо Розбуа оставалось сумрачным.
— Надо употребить с пользой оставшиеся до рассвета немногие часы, — сказал он.
— Для чего? — спросил Фабиан.
— Для нашего спасения!
— И что для этого следует предпринять? — оживился Хосе.
— Есть одна мысль… Ты умеешь плавать, Фабиан?
— Разумеется! Разве иначе я мог бы спастись из пучины Сальто-де-Агуа?
— Твоя правда! Видно, у меня от забот все мысли в голове перепутались! Что ж, надо попробовать!
Канадец поднатужился и вырвал из ила с корнем небольшое деревцо. Он осторожно опустил его в воду, и темная масса медленно поплыла по течению. Когда ствол скрылся в темноте, Розбуа пояснил свои действия:
— Видите, искусный пловец мог бы проскользнуть так же незамеченным, как этот ствол. Ведь ни один апач не шелохнулся на берегу!
— Но кто поручится, что глаз апача не смог отличить дерево от человека? — усомнился Хосе. — И потом, как быть с ним?
Хосе указал на раненого, который в эту минуту застонал во сне, как будто ангел-хранитель предупредил страдальца, что решается его судьба.
Розбуа смутился и после секундной паузы спросил:
— Стоит ли жизнь этого бродяги жизни последнего отпрыска рода де Медиана?
— Может, и не стоит, — решительно заявил испанец, — но я полагаю, что бросить раненого на растерзание индейцам с нашей стороны просто подлость!
— У него, наверное, есть семья, дети! — воскликнул Фабиан. — Каково им будет оплакивать кормильца-отца?
— Господь не простит нам столь тяжкий грех! — добавил Хосе. — Дурное дело принесет нам несчастье!
Суеверный канадец перекрестился.
— Ну, тогда плыви один, Фабиан! А я и Хосе останемся защищать Гайфероса, и если погибнем, то, по крайней мере, с мыслью, что честно исполнили свой христианский долг и сохранили тебе жизнь!
Молодой человек покачал головой.
— Я остаюсь с вами, — твердо заявил он.
— Но что же тогда делать? — с отчаянием спросил Розбуа.
— Искать иной выход, — ответили Хосе и Фабиан в один голос.
Туман сгущался все сильнее, увеличивая ночной мрак. Вскоре по обоим берегам реки засветились костры, разложенные индейцами; свет их красноватой полосой падал на реку, освещая ее во всю ширину и на довольно большом протяжении. Кругом установилась такая тишина, что, казалось, нигде не было ни души; около костров не виднелось ни одной человеческой тени, не слышалось ни малейшего звука.
Вместе с тем испарения, подымавшиеся от реки, все сгущались и сгущались возле островка, окутывая его, как ватой. Берега реки постепенно исчезали из вида охотников и наконец совершенно скрылись за густой пеленой тумана; только горевшие ярко костры просвечивали расплывчатыми бледными пятнами меж темными силуэтами деревьев.
Посмотрите теперь, что делается на берегу, занятом Черной Птицей и его воинами. Яркий огонь костров освещал окрестности так далеко, что ничто не могло ускользнуть от взоров дикарей; кроме того, вдоль обоих берегов были расставлены караульные, которые должны были следить за всем, что происходит на островке.
Вождь рода Черная Птица сидел прислонившись к стволу сикомора [61] , с перевязанным ремнями плечом, его лицо выражало удовлетворенную кровожадность и жестокость, что же касается испытываемых им от раны страданий, то он считал постыдным выказывать их.
Его горящий взор был почти постоянно устремлен на темневший вдали островок, где он, казалось, видел охваченных невыносимым ужасом бледнолицых, крови которых вождь жаждал с такой силой.
До полуночи индейцы без труда наблюдали за отлично освещенным кострами островком, но, когда туман сгустился и видимость резко ухудшилась, караульным стало трудно исполнять свои обязанности; противоположный берег реки вскоре совсем скрылся из вида, темная масса островка виднелась еще немного времени, но вскоре туман окончательно скрыл его от глаз индейцев. Черная Птица тотчас сообразил, что следует удвоить предосторожность; подозвав к себе двух воинов, на преданность которых он мог вполне рассчитывать, вождь велел одному из них переправиться на противоположный берег реки, а другому следовать вдоль этого берега и передать всем караульным его наказ.