Трей получил три отважных улыбки в ответ и хриплое усталое подтверждение от Гая. Трей проглотил комок в горле.
Впереди виднелась кедровая роща, черно-зеленая в сумеречном свете. В покрытой снегом местности расстояние было обманчивым, роща не была так близко, как казалось, но она будет их лагерем на ночь. Устало переставляя ноги, Трей вглядывался вперед слезящимися от утомления и мороза глазами. С болью в сердце размышлял он о кедровой роще, где предстояло устраиваться на ночлег. Возможно, она будет местом, где Импрес умрет. Ему хотелось кричать от беспомощности, и он принялся молиться, чтобы Импрес выжила.
Блю и шестеро всадников появились из-за деревьев, их лошади с трудом пробирались в глубоком снегу. При виде Трея и сопровождающих его детей, Блю пришпорил лошадь. Трей замер.
Боги вняли его молитвам.
Увидев, что Трей не двигается от усталости, Блю поторопился взять Импрес из его занемевших рук. Быстро сбросив с мокрого лба повязку, Трей вытащил спящего Эдуарда и передал одному из сопровождающих Блю людей. Так как поисковая группа была хорошо экипирована, Блю предложил разбить лагерь и остановиться. Трей отказался. Бледный от усталости, он сказал:
— Ты останешься с детьми, а я доставлю Импрес к доктору.
Понимая безнадежность этой затеи, все молча разместились в седлах и тронулись в путь. Трей пытался заговорить с Импрес, но она не ответила даже тем слабым шепотом, которым говорила до этого. Ей становилось все хуже, и Трей боялся за нее все больше и больше.
Было два часа ночи, когда процессия подъехала к ранчо. Несколько человек были отправлены Блю вперед, чтобы подготовить все к их приезду, поэтому домочадцы уже ждали измученных путников.
Трей отдал распоряжения, чтобы позаботились о детях, затем представил Гая, который единственный держался на ногах и не спал. Эдуард, Эмили и Женевьева спали, завернутые в меховую одежду, их везли трое из поисковой группы. Детей перенесли в дом и уложили спать. Гай вместе с Треем прошел за доктором, который приказал сразу же нести Импрес наверх.
Хэзэрд и Блэйз, предупрежденные посыльными в полночь, приехали из Елены и также ждали их.
После того как Импрес уложили в постель и доктор, привезенный из Елены, стал осматривать ее, Трей отправил Гая поспать.
— Скоро ей будет лучше, — успокаивал Трей мальчика, испуганного тем, что он может потерять сестру.
Трея и самого мучил тот же страх. Импрес не реагировала на его голос с тех пор, как ее положили в кровать; она была бледная, неподвижная, и ему потребовалось все самообладание, чтобы выглядеть спокойным в присутствии мальчика. На самом же деле ему хотелось схватить доктора за ворот, основательно тряхнуть и потребовать, чтобы он лечил Импрес как следует. Только огромным усилием воли он сумел удержаться. Но слугам, знавшим его с детства, были хорошо понятны его деланно спокойный голос и каменные скулы, когда в ответ на предложение доктора предоставить ему самому заниматься больной, он проскрежетал сквозь зубы:
— Я скоро вернусь. — Он повернулся спиной, кулаки его сжимались от бешенства.
Блю дипломатично напомнил ему:
— Гай не стоит на ногах, тебе лучше отвести его и устроить спать.
Не менее дипломатично после ухода Трея Блю объяснил врачу, что следует говорить кузену, чтобы не обидеть его.
Поздний ужин был сервирован в библиотеке, и, когда Трей опустился, уложив Гая в постель, родители задали только те вопросы, которые могли быть заданы деликатными и любящими людьми. Трей был очень обеспокоен состоянием Импрес, выжат как лимон, под глазами синяки, страшная усталость чувствовалась во всем его теле, тяжело опустившемся в кресло напротив них. Нервы у него были напряжены, голос то поднимался от нервного возбуждения, то падал до шепота от усталости. Они не стали обременять его сведениями о неожиданном визите Дункана Стюарта. У Трея и так хватало сейчас забот.
В эту ночь Трей не думал о сне и не отходил от Импрес, лишь иногда спускаясь, чтобы выпить кофе. Доктор напряженно трудился всю ночь, сбивая температуру компрессами изо льда, беспокоясь, чтобы от высокой температуры не начались судороги.
Трей сидел рядом, как олицетворение мрачного духа мщения. Под этим опасным взглядом бедняга старался работать как можно лучше, и к утру дыхание Импрес стало менее затрудненным; температура спала. Трей уснул в кресле, держа Импрес за руку.
— Что будем делать? — устало спросила Блэйз Хэзэрда, сидя рядом с ним на диване у огня. — Трей беспокоится за Импрес. Это очевидно. Блю говорит, что он пытался угрожать доктору. Как же Дункан может быть уверен… — Она запнулась. Тот факт, что Валерия назвала Трея отцом будущего ребенка, с трудом поддавался объяснению.
— Совершенно не имеет значения, дорогая, уверен он или нет.
После разговора с Дунканом Хэзэрд немедленно отправился в поселок, чтобы разобраться с обвинениями в изнасиловании, которые будут выдвинуты против Грея Игла и Буффало Хантера, если Трей откажется жениться на Валерии. Оба были в интимных отношениях с Валерией, но принуждения с их стороны не было. Напротив, Валерия вела себя агрессивно. Но не это имело значение, как уже сказал Хэзэрд. Если белая женщина обвиняла индейца в изнасиловании, не было ни одного шанса, что его оправдают. Конечно, можно было спрятать их, но Валерия и Дункан предусмотрели и эту возможность. Дункан сказал Хэзэрду хорошо поставленным голосом, нимало не смущаясь наглым шантажом, что если они исчезнут, то Валерия назовет кого-нибудь еще из клана Хэзэрда. Для них не было разницы. Хэзэрд погладил Блэйз по плечу, чтобы успокоить ее.
— Не беспокойся, любимая, должен быть какой-то выход. — Но в его словах не было уверенности.
Часом позже Трей ворвался в комнату, сияя от радости.
— Пойду умоюсь и побреюсь, — заявил он. — Импрес открыла глаза. Я думаю, что она понимает, где находится. Я сказал ей, что дети спят, и она заулыбалась. Она выглядит ужасно, но это замечательно! — Он сердечно попрощался и выбежал из комнаты.
Его родители взглянули друг на друга.
— Это любовь, если я что-нибудь понимаю, — сказал Хэзэрд. — Еще несколько часов назад Трей был чертовски близок к тому, чтобы самому попасть к доктору, таким он выглядел усталым, а теперь… — Улыбка исчезла, и он вздохнул: — Я думаю, что у нас будет куча неприятностей.
— Ты должен что-нибудь сделать, Джон. Он никогда не согласится с требованиями Дункана Стюарта. Ты помнишь, что Трей ответил тогда Карлу? Он не был первым или единственным любовником его дочери. Ребенок мог быть вовсе не от него. Ты видишь, все повторяется.
— Не надо убеждать меня, дорогая. Я все знаю. — Действительно, он слышал упреки много раз, и не только от Карла. — Не беспокойся, родная. Я сделаю все, что смогу.
— Я хочу, чтобы он был счастлив.
— Думаю, что тебе не следует беспокоиться, — сухо сказал Хэзэрд. Он знал, как много значит для Блэйз Трей, их единственный ребенок. И он любил Трея так же, как и она. — Мы решим этот вопрос, но вначале пусть Импрес почувствует себя лучше, чтобы Трей смог сконцентрироваться, а от Дункана я избавлюсь, никто не знает, что Трей вернулся. Главное держать это в тайне пару дней мы сумеем. Хэзэрд трезво оценивал, что сохранность секретов в доме, в котором было несколько дюжин слуг, будет два дня, прежде чем все в Елене и штате узнают, что Трей вернулся.