И когда он сказал, маленькая дрожь пробежала по ее телу.
— Они, действительно, делают это в гаремах?
— Некоторые определенно…
— Ты делал это раньше?
— Это имеет значение? — Его глаза сделались вдруг невыразительными.
Он не собирался ей говорить, она могла это видеть, поэтому сказала:
— Нет.
— Ну, тогда давай посмотрим, понравится ли тебе это.
В то время, когда Синджин развлекался и развлекал среди большого числа английских пэров и леди, в особенности последних, Челси проводила последние дни апреля в одиночестве.
Чувствуя странную сонливость, она освобождала себя от большой части работ в конюшне. Поскольку ее отец всегда чувствовал себя немного виноватым за то, что она была так вовлечена в скачки и все, что с ними было связано, он извинил ее с благословением. "Может быть, она наконец-то становится женщиной, — думал он, — и освобождается от мальчишеских замашек. Возможно, с приходом весны она становится романтически чувственной, как ее двоюродная сестра Элизабет.
А может, кое-какие из бесконечных поучений Джорджины способствовали этому".
Независимо от причины, граф был доволен, что Челси обратилась к менее мужскому времяпрепровождению. Ей придется выйти замуж однажды, и ни один будущий жених не будет считать объездку лошадей необходимым умением для жены.
Пока отец Челси с благодарностью думал о том, что она не занимается больше грубой работой, Челси почти все время спала. Сначала, когда Челси чувствовала постоянную усталость, она поддерживала себя весенним тоником и чаем из ягод шиповника, думая, что она переутомилась от их загруженного расписания скачек в последний месяц. Но тоники не снимали сонливости. Она стала спать еще больше. И ела за двоих.
Ее неизвестная болезнь обнаружилась однажды утром в мае, когда, обеспокоенный ее отсутствием за завтраком, отец Челси вошел в ее комнату и обнаружил дочь, позеленевшую и страдающую рвотой, над ночным горшком.
— Я, должно быть, съела что-нибудь, что плохо на меня подействовало, — сказала она несколько минут спустя, лежа с холодным полотенцем на лбу. Рядом сидела горничная.
— Я пойду справлюсь у миссис Макаулай и найду что-нибудь, чтобы привести в порядок твой желудок, — тихо сказал он, хотя ему понадобилось огромное усилие, чтобы голос оставался спокойным.
Его дочь выглядела такой юной и невинной в белой ночной рубашке. Ее волосы разметались по подушке, а лиловые глаза мучительно напоминали о его жене.
«Это моя вина, — с яростным приступом подумал он. — Боже, прости меня, я в ответе за это». Из-за давления, которое он на нее оказывал в отношении епископа Хэтфилдского, его дочь нашла способ скомпрометировать себя.
И теперь вот. А отцом был позорный распутник Сет.
Он успокоился на секунду, отгоняя худшее подозрение. Может быть, она действительно страдала от болезни желудка.
Однако час спустя, после расспросов горничных Челси и миссис Макаулай, эта хрупкая надежда умерла.
У нее не было менструации со времени Ньюмаркета.
И он пришел к горькому заключению, что этот распутник Синджин Сейнт Джон все-таки будет его зятем.
* * *
Фергас Фергасон подождал до обеда, чтобы поговорить с дочерью. За обедом Челси легко восполнила то, чего лишилась за завтраком, так что утреннее недомогание казалось ничтожным воспоминанием.
Они сидели в саду из роз его жены, за которым тщательно ухаживали после ее смерти, светило теплое и приветливое майское солнце, а он пытался подобрать более деликатный путь, чтобы начать этот нелегкий разговор. Завораживающее множество цветущих роз окружало их, ветер доносил ароматный запах розового масла с Ривс Клайд в нескольких милях от дома. Эта красота была несогласуемой с неловким разговором, который должен был состояться.
— Ты чувствуешь себя лучше теперь? — спокойно спросил граф, смотря прямо на дочь, сидевшую против него на маленькой выложенной плитами веранде. Откинувшись на небольшом диване, она была очень похожа на женственную леди в белом хлопчатобумажном платье и зеленых шелковых туфлях.
Челси перевела взгляд с холмов, окружающих их равнину, обратно на отца. Она улыбнулась:
— Я чувствую себя замечательно. Не нужно сидеть со мной, как с больной, папа. У меня все в порядке.
— Миссис Макаулай сказала мне, что ты спишь после обеда последние недели.
— От этого меня не тошнит, папа. Я думаю, что весенний воздух делает меня ленивой.
— Или что-нибудь еще, — спокойно сказал он.
В голосе отца прозвучала хрипота, которая заставила Челси внимательно посмотреть на него.
— Например, что?
Он сначала глотнул, прежде чем произнести слова, застрявшие у него в горле:
— Как ты думаешь, ты можешь быть беременной? — сказал он наконец.
Желудок Челси, казалось, тоже услышал вопрос, и она почувствовала колеблющиеся острые приступы тошноты.
— Я не думала об этом. — Ее голос был едва слышен.
Лицо Фергасона покраснело, и это было заметно, несмотря на загар. Он страшно пожалел, что нет какой-нибудь родственницы, близкой Челси, которая могла бы поговорить с ней об этом. Но таковой не было, и, в конечном счете, он был в ответе за то, что произошло.
— Миссис Макаулай и твои горничные, э.., сказали.., что у тебя не было месячных со времени Ньюмаркета.
— Всего шесть недель, папа, — быстро ответила Челси, покраснев от смущения. Отлично разбираясь в технике выращивания лошадей, она тем не менее никогда не обсуждала интимных женских вопросов со своим отцом.
— То, что тебя тошнило сегодня утром.., и то, что ты спишь…
«Папа, пожалуйста! Ты, должно быть, ошибаешься, папа! По-другому не может быть», — в отчаянии подумала она, хотя подсознание твердило о необычных изменениях, происходивших с ней. Она никогда не отдыхала днем с раннего детства, и поэтому, наверное, должна быть причина ее усталости. И даже она удивилась, как быстро ее тошнота прошла и сменилась огромным чувством голода.
Граф вновь подумал о вине Сейнт Джона, но, как честный человек, он осознавал, что осуждения достоин не только герцог. Его собственное упрямство побудило Челси совершить этот возмутительный поступок. Он не знал, конечно, о событиях в Оакхэме или Йорке.
Челси, однако, отлично знала об этом приятно проведенном времени, равно как и о значительно увеличившейся возможности оплодотворения. Синджин не всегда был благоразумным и осторожным, так же как и она, если говорить всю правду, хотя Синджин научил действию «греческих губок». И конечно, их неоткуда было взять в ту ночь в Йорке.
— Возможно, ты делаешь поспешные выводы, папа, — предположила она, опустив ноги на землю и сев очень прямо. — Шесть недель очень маленький срок.