— Не сомневаюсь. — Доктор Флинн ласково улыбается мне. — Итак, Кристиан, что ты хочешь обсудить?
Кристиан пожимает плечами, словно угрюмый подросток.
— Это Анастейша хотела с тобой поговорить. Спроси у нее.
На лице доктора Флинна снова я вижу удивление; он направляет на меня свой проницательный взгляд.
Черт побери! Умереть можно. Я опускаю глаза на свои пальцы.
— Тебе будет спокойнее, если Кристиан оставит нас ненадолго?
Мои глаза устремляются на Кристиана, он выжидающе смотрит на меня.
— Да, — шепчу я.
Кристиан хмурится и открывает рот, но тут же закрывает его и со стремительной грацией встает с дивана.
— Я буду в приемной, — говорит он; его губы складываются в суровую линию.
Только не это.
— Спасибо, Кристиан, — бесстрастно говорит доктор Флинн.
Кристиан долго и испытующе глядит на меня, потом выходит из комнаты — только что дверью не хлопает. Уфф! Я сразу расслабляюсь.
— Он давит на тебя?
— Да. Но не в такой степени, как раньше. — Я чувствую себя предательницей, но это правда.
— Это для меня не новость, Ана. Чем я могу тебе помочь?
Я гляжу на свои скрюченные пальцы. Что я могу спросить?
— Доктор Флинн, у меня никогда до этого не было близких отношений, а Кристиан… ну, это Кристиан. За последнюю неделю произошло столько всего. У меня не было шанса все обдумать.
— Что тебе нужно обдумать?
Я поднимаю на него глаза. Он склонил голову к плечу и смотрит на меня с сочувствием. Мне так кажется.
— Ну… Кристиан говорит мне, что он с радостью отказывается от… э-э…
Я замолкаю. Обсуждать эту тему гораздо труднее, чем я думала.
Доктор Флинн вздыхает.
— Ана, за очень ограниченное время вашего знакомства с Кристианом вы сделали для прогресса моего пациента больше, чем я за последние пару лет. Вы оказываете на него глубокое воздействие. Вы сами должны это видеть.
— Он тоже оказывает на меня глубокое воздействие. Просто я не знаю, достаточно ли ему меня. Чтобы удовлетворить его потребности, — шепчу я.
— Вот чего тебе нужно от меня? Подтверждения? Заверения?
Я киваю.
— Нужны перемены, — говорит он. — Кристиан оказался в ситуации, когда его методы управления жизнью утратили эффективность. Все очень просто: ты заставила его взглянуть на своих демонов и изменить свои взгляды.
Я смотрю на него с удивлением. Его слова перекликаются с тем, что говорил мне Кристиан.
— Да, его демоны, — бормочу я.
— Не будем задерживаться на них, они уже в прошлом. Кристиан знает, какие они, я тоже — а теперь, конечно, и ты. Меня больше заботит будущее Кристиана, я хочу, чтобы он занял то место в жизни, куда он стремится.
Заметив мое недоумение, он вскидывает брови.
— Научный термин для этого явления, извини за занудство, СФБТ. — Он улыбается. — То есть краткосрочная терапия, нацеленная на решение проблем; терапия, ориентированная на цель. Мы концентрируем наши усилия на том, каким хочет стать Кристиан и как этого достичь. Подход тут чисто диалектический. Сожалеть о прошлом и бить себя в грудь нет никакого смысла — такими методами работали все психологи и психиатры, к которым обращался Кристиан. Мы знаем, почему он такой, какой есть, и для нас всего важнее его будущее. То, где Кристиан себя видит, где он хочет быть. Только с твоим появлением он стал всерьез относиться к такой форме терапии. Теперь он знает, что его цель — любовь между вами. Вот и всё. Над этим мы сейчас и работаем. Конечно, тут много препятствий — в том числе хафефобия.
Что-что?
— Извини. Я имею в виду его боязнь прикосновений, — говорит доктор Флинн и качает головой, словно упрекая себя. — Которую ты наверняка замечала.
Я краснею и киваю. А, это!
— Еще я отмечаю у него патологическое отвращение к самому себе. Уверен, что для тебя это не новость. И, конечно, парасомния… хм… ночные страхи на грани галлюцинаций.
Я, растерянно моргая, стараюсь усвоить все эти мудреные слова. С тем, что они обозначают, я уже знакома. Но доктор Флинн ничего не упомянул про главную проблему, которая вызывает у меня наибольшую тревогу.
— Но ведь он садист. У него бывают такие потребности, которые я никак не смогу удовлетворить.
Тут доктор Флинн закатывает глаза от возмущения, а его рот складывается в жесткую линию.
— В психиатрии давно уже нет такого термина. Не знаю, сколько раз я говорил ему об этом. С девяностых это даже не классифицируется как парафилия.
Я опять перестаю понимать доктора Флинна и тупо моргаю. Он улыбается.
— Это мое больное место. — Он качает головой. — Во всякой конкретной ситуации Кристиан предполагает худшее, это следствие его отвращения к себе. Разумеется, существует такая вещь, как сексуальный садизм, но это не заболевание; это выбор стиля жизни. И если он реализуется в виде безопасных, разумных отношений между взрослыми людьми с одинаковыми вкусами, то проблемы тут нет. Как я понимаю, Кристиан в манере БДСМ развивал все свои сексуальные отношения. Ты оказалась первой любовницей, не согласившейся на них, вот он и задумался.
Любовницей!
— Но, конечно, все не так просто.
— Почему? — Доктор Флинн добродушно пожимает плечами.
— Ну… причины, по которым он это делает.
— Ана, в этом все и дело. С точки зрения терапии, нацеленной на решение, это просто. Кристиан хочет быть с тобой. Для того, чтобы это осуществить, он должен воздерживаться от более экстремальных аспектов сексуальных отношений. В конце концов, твои запросы нельзя назвать неразумными, верно?
Я краснею. Нет, их нельзя назвать неразумными.
— Я считаю их разумными. Но не уверена в его оценке.
— Кристиан признает твою правоту и ведет себя соответствующим образом. Он не безумец. — Доктор Флинн вздыхает. — По своей внутренней сути он не садист, Ана. Он блестяще одаренный молодой человек, но он и обозленный, испуганный индивид, которому с рождения выпал ужасающий расклад карт. Мы можем колотить себя в грудь всю жизнь до самой смерти и гадать, кто, как и почему виноват в этом, — а можем просто помочь Кристиану двигаться вперед, помочь ему решить, как он хочет жить. Он нашел нечто, что более или менее помогало ему жить несколько лет, но после того, как он встретил тебя, это уже не работает. В результате он меняет свой modus operandi, образ действия. Мы с тобой обязаны уважать его выбор и поддержать его.
Раскрыв рот, я жадно гляжу на доктора Флинна.
— Я могу на это рассчитывать?
— Насколько это возможно, Ана. В этой жизни не существует никаких гарантий. — Он улыбается. — Это мое профессиональное убеждение.