Наконец, примерно в миле от них, показался остров в виде цепи рифов, за которыми возвышались устремленные как копья в небо, почти черные на его фоне ели, зонтики сосен, белые стволы берез в густом кустарнике. Небольшой пляж, покрытый песком цвета увядших роз, полого поднимался к тенистым зарослям.
— Это вон там, — сказал проводник, указывая на опушку леса.
— Я никого не вижу…
— Чуть подальше в лесу есть поляна. Там-то и ждут вас монсеньор де Пейрак и его люди, — сказал он, безучастным скрипучим голосом.
Анжелика взглянула на него. Удивилась странному болезненному цвету лица и попыталась вспомнить, из какого же он мог быть экипажа.
Медленным шагом, проваливаясь в сыром песке, она пересекла пляж и вышла на лужайку, трава которой, сначала низкая и редкая, с каждый шагом становилась все выше и гуще.
Ее глазам действительно открылась поляна, окруженная деревьями, а в центре ее — остов старого, потерпевшего крушение корабля. Наклонившийся набок силуэт судна на фоне темной зелени казался призраком, оплетенным густой сетью травы, кустарника, лиан. Это был небольшой парусник прошлого века, водоизмещением примерно в сто двадцать тонн. Можно было различить резные стойки поручней и смутные очертания изъеденной и полусгнившей скульптуры на носу корабля, представлявшей собой мускулистый бюст и взлохмаченную голову какого-то морского божества. Кормовая надстройка была наполовину раздавлена обломками скал, мачты сломаны, и только вершина фок-мачты, покрытая червоточинами и почерневшими грибами, терялась в листве деревьев.
Должно быть, ураган, огромная волна или небывало мощный и высокий прилив в одно из полнолуний занесли обломки корабля в глубь этого зеленого логова и отхлынули, навсегда бросив его там.
Свис гнула птица. Ее звонкая и чистая рулада лишь подчеркнула мертвую тишину. На поляне никого не было.
В ту же минуту Анжелика поняла, почему она заколебалась, прежде чем последовать за бледным человечком, и что она тогда не могла вспомнить сразу: ведь незадолго до этого она сама видела, как граф де Пейрак вошел в ригу, где содержались пленные. Не мог же он находиться в двух местах сразу.
Она обернулась, чтобы окликнуть незнакомца, но его и след простыл.
Растерянная, охваченная предчувствием опасности, от которого в ней все похолодело, она вновь взглянула на останки корабля. В воздухе слышался лишь шум мелких волн, плещущихся между рифов, и пение птиц, сладкоголосые трели которых, повторяемые через равные интервалы, напоминали чем-то призыв.., а возможно, и предостережение.
Анжелика потянулась рукой к поясу, хотя и знала, что оружия на нем нет.
Скованная страхом, она не решалась позвать на помощь, опасаясь, что, разорвав эту тяжелую, тягучую тишину, она столкнется с чем-то неведомым и ужасным.
Когда она собралась наконец двинуться потихоньку назад, за остовом судна послышался шум шагов.
Шаги были тяжелые. И хотя трава и мох смягчали их, Анжелике казалось, что они сотрясают саму землю Она прижалась к прогнившему борту корабля и почувствовала, как замирает сердце.
В конце насыщенного событиями, изнурительного дня, последовавшего за смертельно опасной для нее ночью боли и слез, силы Анжелики были на исходе, и неотвратимое приближение этих тяжелых и неторопливых, как сама Судьба, шагов, не похожих ни на поступь ее мужа или какого-нибудь матроса и индейца, которые ходили обычно босиком, ни вообще на поступь человеческого существа, разбудило в ней знакомый с детства суеверный ужас.
Когда из-за корабля показалась огромная тень, едва различимая на темно-зеленом фоне подлеска, ей почудилось, что на нее движется некий великан-людоед.
И вдруг луч света, случайно прорвавшийся через густую листву, осветил всклокоченные волосы и бороду великана. Золотая Борода!
— Это ты? — произнес он.
Анжелика не ответила, а великан сделал еще несколько шагов с явной настороженностью.
Его тяжелые сапоги с отвернутыми вниз голенищами, открывавшие крепкие загорелые колени, безжалостно мяли траву, усыпанную мелкими цветочками. На нем были короткие штаны, белая рубашка с открытым воротом и кожаная безрукавка, перетянутая широкой портупеей. Однако на портупее не было его четырех пистолетов и абордажной сабли. Корсар был безоружен.
Не дойдя нескольких шагов до Анжелики, он остановился.
— Почему ты меня позвала? — спросил он. — Что тебе от меня нужно?
От негодования Анжелика потеряла дар речи и только покачала головой.
— Да не звала я тебя! — вырвалось наконец у нее. Голубые глаза нормандца настороженно блеснули. Магия ее очарования, против которой он был бессилен, начала уже действовать, сердце его смягчилось, и он не напоминал больше крупного затравленного зверя.
— Как же ты бледна, моя девочка! — сказал он с нежностью, — и что это у тебя на лице? . Ты ранена?
Он протянул руку и коснулся кончиками пальцев синяка на ее виске.
Анжелика содрогнулась всем телом. От боли, доставленной этим легким прикосновением, но еще более от ужасной мысли, мелькнувшей в ее мозгу. Они же одни на этом острове, она и Колен! А вдруг появится Жоффрей…
— Пустяки, — крикнула она, прерывающимся, полным отчаяния голосом. — Беги отсюда как можно быстрее, Колен, спасайся… А мне нужно уйти.
Она бросилась вниз по травянистому склону к пляжу в поисках прохода по дну бухты. Выйдя на берег, она остановилась, окаменев от потрясения.
Море лениво накатывалось на дно бухты, покрывая своей блещущей прозрачной массой скалы, совсем недавно еще свободные от воды. Мощная волна, вскипев пеной, бросилась вдруг на приступ берега.
Анжелика взбежала на одну скалу, еще выступавшую из воды, затем на другую, при этом одна волна покрыла до колен ее ноги, а следующая чуть не унесла в море.
Крепкая рука схватила ее за ворот и оттащила к берегу.
— Что ты делаешь? — крикнул Колен Патюрель. — Ты что, не видишь, что это прилив?
Анжелика подняла на него полные страха глаза.
— Мы отрезаны на этом острове, — пробормотала она.
— Кажется, да.
— Но я должна идти!
— Лодки на острове нет, — заметил Колен.
— Но это невозможно. У тебя должна быть лодка. Иначе как бы ты попал на остров?
— Я не знаю, как я тут оказался, — ответил он довольно загадочно.
— А где же человек, который привел меня? Ты его не встретил? У него бледное, как у мертвеца, лицо.
Анжелике вдруг сделалось дурно, и она уцепилась за отвороты куртки Колена.
— Колен, это был дьявол! — я уверена.
— Успокойся, — сказал он, обняв ее рукой. — На рассвете море схлынет…
Она вырвалась с криком страдания: