— Нет! Это немыслимо!.. Я не могу провести всю ночь здесь.., с тобой… Особенно с тобой!..
Она опять бросилась к воде, начала расстегивать платье. Колен снова схватил ее.
— Что ты собираешься сделать? Ты с ума сошла?
— Я доберусь до берега вплавь, если потребуется. Пусть мне будет плохо! Я готова появиться в Голдсборо голой, но не останусь здесь. Пусти меня!
— Ты сошла с ума! — повторил он. — Здесь очень опасное течение, и ты утонешь в потоках воды между скал.
— Будь что будет! Лучше уж утонуть… Пусти меня — я тебе говорю.
— Нет, я тебя не отпущу.
Она попыталась вырваться из его рук, вскрикивая от обиды. Тщетно. Сжимая ее запястья своими железными руками, Колен и не думал ее отпускать. Анжелика поняла наконец, что ей остается только смириться, столкнувшись с этой геркулесовой силой. Неожиданно он подхватил ее, словно соломинку, перенес в верхнюю часть пляжа, продолжая сжимать в объятьях, пока, обессиленная и потрясенная, она не приникла к его груди, сотрясаясь от рыданий.
— Я погибла!.. Я погибла!.. Он никогда мне этого не простит.
— Это «он» тебя ударил?..
— Нет! Нет! Это не он!.. О, Колен, это ужасно!… Он знал!.. Он знал!.. И сейчас он меня больше не любит!.. О, Колен!.. Что со мной будет?.. На этот раз он меня убьет!
— Успокойся.
Он крепко прижал ее к себе, слегка покачивая, чтобы помочь ей унять судорожную дрожь. Когда она начала понемногу успокаиваться. Колен Патюрель поднял глаза к небу, где на изумрудном фоне зажглась первая звезда.
На землю лег ночной туман, скрывший от глаз огни Голдсборо. Они действительно были одни. Взгляд Колена вновь опустился к лежащей на его плече светловолосой головке женщины.
— Все это не так уж страшно, — сказал он своим низким голосом. — Сейчас ничего поделать нельзя, нам остается лишь ждать утра. Прилив есть прилив!.. А там посмотрим. Умоляю вас, успокойтесь, мадам де Пейрак.
Эта мольба и неожиданный переход на «вы» подействовали на Анжелику, как удар грома. Она начала успокаиваться, вздрагивая еще порой, как затравленный зверь, но уже осознав, чего требует от нее достоинство женщины и жены графа де Пейрака.
— Вам лучше? — спросил он.
— Да, но.., отпустите меня.
— Я отпущу вас, как только вы мне пообещаете не бросаться больше в воду, а смирненько ждать, когда переход на берег станет безопасным. Согласны?..
Он склонился к ней, заглядывая ей в лицо с чувством нежной иронии, как смотрят на неразумного ребенка, которого нужно убедить.
— Обещаете?
Анжелика утвердительно кивнула головой. Он разжал руки, и женщина, сделав несколько неуверенных шагов, упала на песок.
У нее все болело. Руки, затылок, голова. Боль терзала все ее существо. О, ей никогда не забыть этот день и свое возвращение в Голдсборо!.. А тут еще дал себя знать пустой желудок.
— Кроме того, я умираю от голода, — в ее голосе послышался гнев. — Это уж слишком!
Не сказав ни слова. Колен ушел, вернулся с охапкой сушняка, разжег костер между трех крупных камней и снова исчез. Через некоторое время он пришел, держа в руках большого, только что вытащенного из воды омара, который возмущенно шевелил своими огромными клешнями.
— Вот нам и товарищ, который поможет скоротать время, — заявил он.
Он положил омара на горячие угли, ловкими движениями перевернул его несколько раз, пока тот из голубоватого не стал ярко-красным. Затем вскрыл обжигающе горячий панцирь и протянул Анжелике самую аппетитную часть. Белое и твердое, с резким и тонким вкусом мясо омара подкрепило ее силы. Ее взгляд на сложившуюся ситуацию стал менее трагичным.
Колен смотрел, как она ест, околдованный неповторимой грацией ее движений, всегда узнаваемых и восхищавших его. Как же, наивный человек, он сразу не понял тогда, лишь увидев, как она ест, что это знатная дама!.. Уверенность, с какой она без малейшей неловкости держала в пальцах мясо омара, непринужденность, с какой она откусывала без малейшей вульгарности кусочек за кусочком, разве все это не свидетельствовало о воспитании, которое можно получить лишь за столом королей.
Анжелика ела с таким аппетитом и в то же время была так озабочена, что, казалось, и не замечала взглядов Колена.
Часто в Вапассу она мечтала о том дне, когда, вернувшись в Голдсборо, она в компании друзей, вместе с детьми зажарит омара или лангуста у подножья скал. Она и вообразить не могла, что нечто подобное произойдет в кошмарных сумерках этого вечера. Вапассу был далеко. Далеким стал и отец Верной, Джек Мэуин с его непроницаемым взглядом, в котором она различала блеск живых искорок симпатии к ней. А ведь это было вчера!.. Только вчера иезуит вещал своим вкрадчивым голосом: «Когда дьявольские замыслы пущены в ход, все идет очень быстро… Время останавливается… Все происходит вне времени…»
Всего три ночи назад она развлекалась и танцевала в Монегане, совесть ее была чиста, и ей не в чем было себя упрекнуть. А сегодня она рискует навсегда потерять любовь Жоффрея, а может быть, и жизнь.
— Я боюсь, — сказала она вполголоса. — Здесь полно нечистой силы. Я чувствую, как злые духи бродят вокруг нас, хотят нашей погибели.
Оперевшись на локоть, нормандец полулежал по другую сторону костра, не сводя с лее глаз. В зыбком свете костра она казалась такой несчастной и бледной, что он не находил слов.
Она поднялась и пошла к воде сполоснуть руки. Каким трудным был этот день, на исходе которого она появилась здесь, измученная, оглушенная, испытывая боль во всех суставах.
Ласковые и протяжные прикосновения волн вызывали у нее головокружение. Она вернулась, одергивая смятую юбку.
— Моя одежда пахнет кровью, порохом, потом несчастных и смертью… Я не в силах это вынести! Они умирали у меня на руках.
Она снова присела у костра, сама того не желая, поближе к нему.
— Расскажите мне, — сказал Колен, — что же произошло в Голдсборо и в бухте? Держу пари, что-то скверное. Это на мой корабль «они» напали?
— Да! И захватили его. Корабль сейчас в порту, полузатопленный. Половина ваших людей перебита, остальные либо ранены, либо взяты в плен… Вам конец, Золотая Борода! Вы не будете больше досаждать добрым людям… А где же были вы в это время?
Она и сама не ожидала, что вложит в эти слова столько злости и жестокости, столько желания в свою очередь посильнее уколоть собеседника.
Сидя у костра, обхватив руками колени, она напряженно вглядывалась в сторону Голдсборо, обуреваемая желанием оказаться там немедленно.
Туман был не настолько густ, чтобы через него не могли пробиться похожие на большие рыжие звезды сторожевые огни, зажженные на крайних точках мысов и на вершинах наиболее опасных рифов. В специальных защищенных от ветра жаровнях всю ночь горели куски смолы, предупреждая суда об опасности.