– Правда?
Нана кивнула.
– Между ними что-то есть. Ты думаешь, риск стоит денег?
– Возможно. Она не сказала тебе, что это за предмет?
– Надо было выяснить?
– Нет, ты поступила правильно. Мы можем узнать все, что нам нужно, как только получим информацию к размышлению.
– Ты собираешься передать сообщение королеве?
– За два миллиона ливров? Разумеется. Нам всегда нужны деньги. Месье не так щедр, как следовало бы, да еще столько поставлено на карту.
– Ты всегда можешь направить послание в Лондон премьер-министру. – Глаза Нана блестели. – По-моему, у такого благородного английского господина, как ты, должно быть много способов для разведки.
– Иди ко мне в постель, и я покажу тебе один-два способа для разведки вдвоем, распутница.
Нана хихикнула и обнаженная, вертя бедрами и пританцовывая, подбежала к кровати.
– Не уверена, что ты знаешь, как это делается. Тебе известно, как я люблю спать с французами. Вот кто знает, как доставить удовольствие женщине. А вы, англичане, слишком… – Она взвизгнула, смеясь, когда он повалил ее на кровать, развел широко ноги Нана и одним рывком вошел в нее. Сегодня никакой дразнящей подготовки, только жаркие, резкие и частые удары, пока она не взмолилась о пощаде. Она даже не думала, что сегодня ночью хотела его именно так, но Уильям, как всегда, знал. Нана закусила губу, чтобы сдержать рвущийся откуда-то снизу яростный крик восторга, когда наслаждение достигло высшей стадии исступления, оставив ее слабой и бездумной от полученного удовольствия.
Прошло несколько минут, прежде чем Нана могла снова заговорить:
– Очень интересный способ. – Она прижалась щекой к впадине между его плечом и шеей. – Ты побудешь со мной немножко?
– Да. – Он дотронулся до ее щеки губами. – Не хочу сегодня ночью быть один.
Нана подняла голову и взглянула ему в лицо. Было странно услышать такое от Уильяма. Казалось, что, кроме плотских удовольствий, ему ничего ни от кого не нужно. Он выполнял задания, данные ему Месье, тонко и умно, и поэтому вся их группа полагалась на него как на руководителя безоговорочно, однако Нана не видела, чтобы он как-то проявлял свои чувства в отношении этих обязанностей. Но с тех пор, как от Месье пришло последнее послание, Уильяма не покидало беспокойство.
– Почему ты… – Нана умолкла, заметив замкнутое выражение его лица. Он не нуждался в ее помощи. Они хорошо работали вместе и доставляли друг другу плотскую радость. И этого было достаточно. Нана поцеловала его в плечо и сказала притворно-легкомысленным тоном:
– Хорошо, что ты остаешься. Не можешь же ты бросить меня в таком состоянии.
Уильям удивленно посмотрел на нее.
– Ты не получила удовлетворения?
– О, ты прекрасно справился! – подмигнула Нана. – Для англичанина. – Она протянула к нему руки. – А теперь иди сюда и позволь мне показать тебе, насколько лучше это получается у парижанки.
* * *
Кто-то открывал парадную дверь.
Жан-Марк поднял глаза от своих бухгалтерских книг и поглядел на часы, тикающие на камине в кабинете. Кто это мог быть в такое время? Звук через закрытую дверь кабинета доносился очень слабо. Возможно, он ошибся. Жан-Марк сам запер входную дверь, когда они с Жюльеттой возвратились из кафе.
Нет, черт побери, он не ошибся! Кто-то там возился.
Жан-Марк поднялся и вышел за дверь.
– Робер?
Ответа не последовало.
Входная дверь была распахнута настежь, и вестибюль заливал ледяной дождь, оставляя лужи на мраморном полу.
Жан-Марк пересек вестибюль и встал на пороге, оглядывая улицу. Ветер рвал на нем рубашку.
В нескольких метрах впереди, в темноте, что-то белело.
Жюльетта!
Одетая в одну развевающуюся на ветру белую ночную рубашку, Жюльетта решительно шагала по улице.
– Господи Иисусе! – Жан-Марк сбежал по ступенькам и бросился следом за девушкой. Догнав, Жан-Марк схватил ее за плечо и круто развернул лицом к себе.
– Что еще вы затеяли теперь? Матерь Божья, да вы даже без туфель! И куда это вы собрались?
– В аббатство.
– Что? Не слышу. – Его рука соскользнула с плеча девушки и схватила ее за запястье. – Вы что, хотите заболеть? Отродясь не видел такой глупой…
– Аббатство. Я должна пойти туда.
– Никакого аббатства нет, черт побери! – Жан-Марк потащил девушку за собой к дому.
– Нет, я должна идти. Еще ничего не кончено… В этот раз у меня получится лучше.
Жан-Марк ввел спотыкающуюся Жюльетту наверх по ступенькам в дом.
– Отпустите меня. Мне надо вернуться в аббатство.
Жан-Марк захлопнул дверь и запер ее.
– Успокойтесь. Я замерз и вымок, и мне совсем не доставляют удовольствия ваши хитрости, Жюльетта. – Он зажег свечи в серебряном подсвечнике на столике у двери. – Вы женщина, действующая импульсивно, но не иррационально. Вы хотели, чтобы я слышал, как вы ушли, и сделали это намеренно. А теперь признавайтесь, куда вы… – Жан-Марк осекся, увидев выражение ее лица.
Лицо Жюльетты было совершенно пустым, а глаза невидяще смотрели перед собой. Промокшая насквозь ночная рубашка прилипла к ее худенькому телу, капли дождя стекали по щекам, но она словно не замечала их.
Девушка повернулась и снова стала теребить замок.
– Аббатство. В этот раз я все смогу сделать как надо. Мне надо идти…
Жан-Марк остановился перед ней и оперся на дверь, преграждая путь Жюльетте, напряженно глядя ей в лицо. Его пронизал холод, но не от промозглой погоды и мокрой одежды.
Боже милостивый, да она спит! Жан-Марку доводилось слышать рассказы о людях, ходивших и говоривших во сне, но он им никогда не верил. Может, это был не сон, а какое-то умственное расстройство.
– Кровь. – Жюльетта отперла замок. – Я должна остановить кровь. – Девушка разволновалась, ее глаза блестели от слез. – Почему я не могу остановить кровь?
– Жюльетта, не надо. – Жан-Марк схватил ее за плечи. – Позвольте мне…
Она пронзительно закричала.
Жан-Марк отпустил ее, потрясенный этим мучительным диким воплем.
Этого он уже вынести не мог и с силой встряхнул Жюльетту. Потом еще раз, еще.
– Проклятие, да проснитесь же! Я этого не потерплю. Проснитесь…
– Да перестанете ли вы меня трясти? – Жюльетта говорила надменно и холодно. – Я знала, что вы хотите причинить мне боль, но это уже чересчур.
– Вы проснулись. – Жан-Марка охватило облегчение. Глаза Жюльетты гневно сверкали. Жан-Марк отпустил плечи девушки и отступил. – Матерь Божья, ну и напугали же вы меня!