– Так вам и надо. Я очень сердита. Зачем вы принесли меня сюда?
Жан-Марк от удивления чуть не потерял дар речи.
– Я вас не приносил. Вы во сне встали и вышли на улицу…
– Чушь! Никто не ходит во сне, и, уж конечно, не я.
– Пусть будет по-вашему. Так вы ничего не помните? – Он недоверчиво смотрел на нее.
– А что я должна помнить? Вы, по всей вероятности, вошли в мою комнату и принесли меня сюда с какой-то своей целью. – Жюльетта потрогала свою ночную рубашку и поежилась. – А зачем вы открыли дверь и залили все дождем? Я вся промокла.
– Приношу свои извинения. – Она явно не только ничего не помнила, но и придумывала объяснения, чтобы не вспоминать. – Возможно, вам лучше пойти к себе и переодеться. Я разбужу Мари и велю приготовить чай.
– В этом нет необходимости. Я без труда засну, если вы уже закончили со своими шуточками.
– О, вполне!
Жюльетта повернулась, и ее ночная рубашка заколыхалась в такт ее движениям, когда она стала подниматься по ступенькам.
– Вам когда-нибудь снится аббатство, Жюльетта?
Девушка остановилась, но не обернулась.
– Нет, конечно. Это Катрин снятся дурные сны. А я выбросила из головы все мысли об этих негодяях.
– Понятно. – Жан-Марк провожал взглядом Жюльетту, пока та не исчезла в коридоре.
"Еще ничего не кончено.
Мне надо вернуться в аббатство.
В этот раз я все смогу сделать как надо".
Странные слова для женщины, выбросившей из головы эти воспоминания.
Жан-Марк задул свечи и направился к лестнице. Он знал, что теперь ему совсем не заснуть: прежде мешало растревоженное тело, теперь его ум был заинтригован той загадкой, что поставила перед ним Жюльетта.
* * *
Анна Дюпре кокетливо расположилась на атласной кушетке, аккуратно расправив широкие парчовые юбки.
– Кажется, вы пребываете в добром здравии, Рауль. Вы не приезжали повидаться со мной более двух месяцев, и если бы я не услышала о том, как вы заняты, то упрекнула бы вас в пренебрежении мною.
– Я не мог выбраться. Марат считает меня незаменимым.
В своем платье из розовой парчи мать выглядит такой неподражаемо великолепной, как самая знатная герцогиня, а некоторая полнота придает ее высокой фигуре еще более величественный вид, с обожанием подумал Рауль Дюпре. Он смотрел на мать со смешанным чувством почитания и страха. Седеющие волосы Анны Дюпре были уложены по последней моде – год назад Рауль доставил ей служанку. Ее чувственные губы были накрашены в такой ярко-красный цвет, что рот казался кровавым, а чуть левее от верхней губы красовалась мушка в форме сердечка. Анна Дюпре обожала мушки и часто сетовала, что они выходят из моды. Она выжидающе смотрела на сына, в серых глазах блестел интерес. Ее глаза не всегда были добрыми, и тогда Дюпре их боялся. Такого страха он больше ни перед кем не испытывал. Однако сегодня они смотрели ласково.
– Но ведь вы бы оставили Марата и приехали ко мне, если бы я за вами послала?
Дюпре кивнул. Он смотрел на мать, и его переполняло счастье. Никто в мире не мог с ней сравниться.
– Я привез вам подарок, – робко сказал он. – Он принадлежал принцессе. – У него не было уверенности, кому принадлежал кулон, но он знал, что мать будет больше ценить подарок, если поверит, что его когда-то носила особа королевской крови.
Взгляд его матери с готовностью устремился на завернутый в шелк предмет у Дюпре в руке.
– Принцессе де Ламбель? Я слышала, вы отделались от этого товара.
– Нет, другой. – Дюпре радостно смотрел, как его мать разворачивала шелк. Ей теперь было сложнее угодить, порадовать. Прежде он дарил ей дома и слуг, теперь подобные подарки оставляли ее равнодушной, но этой безделушкой он наверняка заработает ее расположение. – Из аббатства Де-ла-Рен.
– Нечестивые шлюхи! – Его мать улыбнулась. – Вы хорошо поработали там, Рауль.
Огромная радость распирала Дюпре.
– Марат очень хвалил меня, – похвастался он матери, – а Дантон поговаривает о том, что сам бы не прочь пользоваться моими услугами. Принимать мне его предложение?
– Я поразмыслю над этим, пока вы будете в Испании. – Анна Дюпре рассматривала цепочку. – Очень мило.
Дюпре опечалился.
– Вам не нравится?
Его мать улыбнулась.
– Я просто дразнила вас. Это великолепный дар. – Она раскрыла объятия. – Идите сюда.
Дюпре бросился через комнату и сел рядом с матерью. Она крепко обняла его и стала ласково укачивать. Рауль закрыл глаза, и его окутала сладкая волна облегчения. Она была довольна им. Все эти долгие месяцы вдали от нее были для него мучительными. Неуверенность в себе делала его жизнь невыносимой. Он не всегда знал, чего мать хочет от него. И ему хотелось бежать и молить, чтобы она ободрила его.
Руки матери гладили его волосы, она приблизила пухлые губы к его уху и спросила нежно:
– Ты скучал обо мне?
Его руки крепче сомкнулись вокруг ее пышного тела. Она знала, что без нее он никогда не чувствовал себя полноценной личностью. И при этом ей доставляло удовольствие всякий раз слышать его рабски-обожающее «да».
– И ты не делал гадких вещей с этими гнусными тварями?
– Нет, – солгал Дюпре. Мать никогда не должна узнать о Камилле. Она не возражала против изнасилования безымянных женщин в аббатстве, однако тотчас осудит его отношения с Камиллой. – Вы знаете, я всегда повинуюсь вам, матушка.
– А разве это не шло вам на пользу? Вы вращаетесь в обществе великих людей, и скоро наступит время, когда вы придете им на смену.
Дюпре довольно кивнул. С тех пор, как он себя помнил, она говорила о его великом будущем. Еще ребенку мать пророчила ему судьбу вождя и старательно готовила его к этому усыпанному розами пути. Но уроки ее были суровыми, порой и жестокими – она перемежала наказание похвалой до тех пор, пока он наконец не стал понимать, что от него требуется. Ему предстояло стать могущественным человеком и сделать свою мать королевой, как она того заслуживала. Ей было не место в этой маленькой деревушке, замужем за невежественным торговцем, его отцом. И обязанностью сына было освободить ее из этой буржуазной тюрьмы. Его отец теперь уже умер, а долг Рауля все еще не был выполнен.
Мать оттолкнула его и снова взглянула на украшение.
– А в медальоне есть портрет?
– В медальоне?
Анна Дюпре недовольно посмотрела на сына.
– Разумеется, это ведь медальон. – Ее пальцы ощупывали золотой кружок. – Не будьте глупым. – Ее раздражала его непонятливость.