— Щиты поднять! Воздух!
Бойцы, наученные предыдущим случаем, немедленно вскинули левые руки. Сдавленный вой прокатился по щитам, словно порожняя телега по булыжнику. Магия, если я что-нибудь в этом понимаю. Причём то ли действие такое, то ли отдача, но не каждый смог выдержать этот краткий напор, а те, кто выдержал, побагровел от натуги так, что было видно, несмотря на шлемы и бороды. На миг я ощутил собственную беспомощность — ведь своего щита у меня не было.
К счастью, удар был коротким.
— Что значит «воздух»? — крикнул сотник. — Ты уже второй раз это говоришь.
— Ну, удар сверху. С воздуха.
— У нас в таких случаях командуют «небо». Или «крыша».
— Буду иметь в виду… Вперёд, сохраняя порядок.
— Вперёд, увальни! Сохранять порядки! Порядно, мать вашу!
Прямоугольник таял постепенно, но неудержимо. Прямо как кусок сахара-рафинада — только по краям. Прорехи немедленно затягивались — ряска на болоте не способна на такую стремительность. Упавший раненый мог лишь молиться, чтоб его не дотоптали сапогами свои же товарищи, но что поделаешь — ещё способные держаться на ногах хотели жить никак не меньше упавших. И имели к тому чуть больше возможностей.
Но так уж складывалось, что спасение каждого отдельного солдата было в том, чтоб ощутить плечами соседей, упереться либо во врага, либо в товарища, почувствовать спиной чей-нибудь щит. Потому, теряя человека за человеком, сам отряд упрямо продолжал существовать и ползти по испаханному сапогами и копытами полю с упорством бессмертной черепахи.
По сути, панцирная пехота здесь нужна была для того же, для чего по полю битвы наворачивали зигзаги конница и отряды ящероподобных животных с наездниками — разбить монолитность вражеских построений на отдельные боевые единицы. Лёгкой пехоте уже приходилось иметь дело с пригоршнями этих единиц, храня при этом стройность своих рядов. В этой стройности, в слаженности движений была наша сила, поэтому, постоянно меняя положение в прямоугольнике, я не ленился выныривать сверху и уточнять наше положение относительно соседей и, конечно же, самые свежие сигналы, подаваемые с командной стороны.
Разрыв между тяжёлой пехотой и нашим отрядом в какой-то момент увеличился, и последствие не заставило себя ждать — на нас налетело теперь уже не стадо, а нечто, вполне годящееся под определение «боевая группа». Причём выстроившаяся не прямоугольником, а скорее клином, нацелившимся в один из наших флангов. В правый.
Я снова поднялся над лесом шлемов, нырнул вниз от брошенной кем-то помеси бумеранга и топорика и изумлённо спросил:
— А что — у демонов есть оружие?
— С луны свалился, что ли? — прозвучало в ответ. — А ещё офицер!
— Я говорил — не офицер!
— А что ты тогда у госпожи Солор делаешь?.. Держать ряды! Стоять, вашу Машу!
Поразившись фантазиям висящего на мне лингвозаклинания, я снова поднялся над строем, готовый прыгать вниз в любой момент. Но в первые мгновения насевшему врагу оказалось не до меня.
«Клин» налёг; сзади его уже подпирало какое-то другое подразделение — я не успел увидеть. Наш отряд, и так уже потрёпанный, за несколько минут раскололо надвое. Те, кто успел, развернулись, выставили щиты, те, кто не успел, полёг от удара в спину.
— Поставить щиты! — сотник заревел так, как не заревёт, наверное, даже дракон, которому скала прищемит что-нибудь очень нежное. — Сдвинуться! Стоять, черти! Пошли клещами! Шагай, кто жить хочет!
Его, наверное, услышали и в той части отряда, которая оказалась отрезана. Между щитами двух частей вскипело дикое, страшное в своей неправдоподобности месиво из металла, демонских конечностей и ещё бог знает чего. Шум и вопли достигли запредельного уровня выносимости, но не спешили стихать. В какой-то момент мне показалось, будто я оглох, потому что эти вопли перестали резать ухо. Потом сообразил, что просто привык. Есть ли на свете хоть что-нибудь, к чему человек не привыкнет?
Разошедшиеся части отряда сходились трудно, рывками, с такой натугой, что мне почти послышался скрип небесных шестерёнок, поворачивающих ход событий вспять. Сошлись, но не до конца, потом поднатужились и сдавили врага, не успевшего деться из смыкающихся клещей, растерзали, растоптали.
Я ощутил, как болят стиснутые изо всех сил челюсти, как похрустывают зубы.
— Что там велят? Вперёд шагать? — сотник повернулся ко мне всем телом.
— Стоять! — рявкнул я. Оказывается, и меня судьба не обидела голосом — прямоугольник, искусанный предыдущими налётами, но снова цельный, замер на месте, отбиваясь от демонов.
— Чего стоять-то?
— Подают команду лучникам, — я поспешил спуститься со своего импровизированного «возвышения».
А через миг воздух взвыл потоком стрел. Оглядываясь, я видел лишь напружинившихся в готовности вьючных ящеров, и потому заподозрил, что не обычные лучники выпускали эти стрелы таким густым потоком, да и не из обычных луков. И стрелы явно были с секретом. Они в несколько минут выкосили на пространстве перед нами почти всё, что до того имело возможность двигаться, а избегших сей участи дорезали первые ряды отряда.
Вычищенное лучниками пространство мы преодолели за считаные минуты, разумеется, после того, как я убедился, что сигнал «стоять» сменил сигнал «наступать».
Мне казалось, уже десятки и сотни часов длится это несусветное действо под названием «сражение». Странное дело, даже на учениях так не уставал. Естественный страх смерти сменился подобием пофигизма, подкрепляемого равнодушием. Уже не было никакого интереса к происходящему — главное, чтоб наш квадрат не разметали, остальное — ерунда. Если не разметают, то и я пребуду в безопасности.
— Что командуют? — уточнил у меня сотник.
— Отжимать от пещер и преследовать.
— Ну, слава всем богам! — вздохнул он. — Отбились.
И в этот момент я поверил, что всё действительно на полном фарше.
После того, как тяжёлая пехота заперла входы в подземелья, стало ясно — за нами победа. Преследовать врага, сохраняя идеальный порядок, было немыслимо, поэтому наполовину сократившийся отряд разбился на несколько групп и рванул следом за демонами на небольшой дистанции друг от друга, чтоб в случае необходимости снова быстро слиться в единую конструкцию.
Это пришлось делать в спешке в тот момент, когда обнаружилось, что отступающему демонскому войску встали преградой отделения боевых ящеров и отряды магов с поддержкой. Сотник матерился так громко и талантливо, что сбил свой отряд в прямоугольник за считаные минуты. Соседний командир нашему в этом не уступал. Можно было подумать, что они соревнуются, кто успеет раньше. В действительности же, когда на кону стоит жизнь, не до состязаний. Очень уж обидно погибнуть именно тогда, когда исход сражения явно склоняется в желаемую сторону, и осталось только дожать.
И бойцы дожимали. Резня, которую мне приходилось только наблюдать, не становилась менее жуткой от того, что люди здесь истребляли не людей, а существ другого вида. Через несколько минут я совершенно перестал слышать визги и вопли, ещё через несколько — видеть хоть что-либо, кроме сигналов, подаваемых аккуратно и последовательно. Как уж господа командующие умудрялись так оперативно и точно передвигать возвышение, на котором торчал мужик в доспехе и с диском — не знаю. Но факт оставался фактом — его я видел всегда, стоило только оглянуться.