— Я пошла, чтобы привести его, — прошептала Лизи, сжимая лопату. Потом добавила: — Господи, я помню луну… — Её тело покрылось гусиной кожей, и она заёрзала на кровати.
Луна. Да, она самая. Кроваво-красная, невероятно огромная, столь резко отличающаяся от северного сияния и холода, которые остались в другом мире. Сексуальная, летняя, фантастическая, освещавшая каменную долину у пруда гораздо лучше, чем того хотелось Лизи. Она видела это так же ясно, как и тогда, потому что прорвалась сквозь пурпурный занавес, просто сорвала его, но воспоминание — всего лишь воспоминание, и у Лизи сложилось ощущение, что она вспомнила всё, что могла. Что-то, какие-то мелочи вроде одной-двух её фотографий в книгозмее, возможно, остались, но на том предстояло поставить точку и вновь вернуться туда, в Мальчишечью луну.
Вопрос заключался в одном: сможет ли она?
И тут же возник второй вопрос: «А если он теперь один из тех, кто в саванах?»
На мгновение перед мысленным взором Лизи возникла чёткая картинка: десятки молчаливых фигур, которые могли быть трупами, обмотанными простынями. Только все они сидели. И, как ей показалось, дышали.
По телу прокатилась дрожь. Отозвалась болью в изуродованной груди, несмотря на викодин, и не было никакой возможности унять эту дрожь, пока она сама не сошла на нет. А когда сошла, Лизи поняла, что может обдумывать планы на ближайшее будущее. И самым важным на текущий момент являлся ответ на вопрос, сможет ли она попасть туда в одиночку… потому что ей требовалось попасть туда, ждали её там фигуры в саванах или нет.
Скотт мог проделывать это сам и мог брать с собой старшего брата Пола. Взрослым он смог взять туда Лизи, в ночь, которую они провели в отеле «Оленьи рога». А что произошло семнадцатью годами позже, в ту холодную январскую ночь 1996 года?
— Он не ушёл полностью, — прошептала Лизи. — Он сжимал мою руку. — Да, ей ещё пришла в голову мысль, что где-то в другом месте он вкладывает в пожатие всё, что у него есть, но означало ли это, что он перенёс её в Мальчишечью луну?
— Я ещё и кричала ему. — Лизи улыбнулась. — Говорила, что он должен перенести меня туда, где находится сейчас… и я всегда думала, что он…
Чушь собачья, маленькая Лизи, ты вообще об этом не думала. Правда? Не думала до сегодняшнего дня, когда твою грудь едва не вскрыли, как банку консервов, и тебе пришлось подумать. Поэтому если ты думаешь об этом, то думай как следует. Он тянул тебя к себе что было мочи? Тянул?
Она уже склонялась к тому, чтобы отнести этот вопрос к категории тех, ответа на которые не найти, вроде что первично, курица или яйцо, когда вспомнила слова Скотта: «Лизи, ты чемпионка в этом…»
То есть в 1996 году она сделала это сама. Пусть так, но Скотт всё равно был жив, и этого рукопожатия, хоть и очень слабого, хватило, чтобы сказать ей, что он на другой стороне, создаёт для неё канал связи…
— Он всё ещё существует. — Она вновь крепко сжимала черенок лопаты. — Этот путь на другую сторону должен существовать, потому что Скотт всё это подготовил. Оставил мне эту долбаную охоту на була, чтобы я прошла этим путём. А потом, вчера утром, в кровати с Амандой… это был ты, Скотт, я знаю, ты. Ты сказал, идёт кровь-бул… и приз… напиток, ты сказал… и ты назвал меня любимой. Так где ты сейчас? Где ты сейчас, когда нужен мне, чтобы я смогла перебраться на ту сторону?
Нет ответа, только тиканье настенных часов.
«Закрой глаза. — Это он тоже сказал. — Визуализируй. Как можно чётче. Это поможет. Лизи, ты чемпионка в этом».
— Лучше бы мне ею быть, — сообщила она пустой, залитой солнцем, лишённой Скотта спальне. — Да, лучше бы мне ею быть.
У Скотта Лэндона, возможно, был один фатальный недостаток: он слишком много думал — однако про себя Лизи такого сказать не могла. Если бы она остановилась, чтобы проанализировать ситуацию в тот жаркий день в Нашвилле, Скотт наверняка бы умер от второй пули Блонди. Вместо этого она активно вмешалась и спасла ему жизнь той самой лопатой, которую сейчас сжимала в руках.
Я попыталъся прийти сюда с лопатой отца, которую взял в сарае, но у меня ничего не вышло.
А с лопатой с серебряным штыком из Нашвилла выйдет?
Лизи думала, что да. И её это радовало. Ей хотелось держать лопату при себе.
— Друзья по гроб жизни, — прошептала она и закрыла глаза.
Лизи собирала воедино воспоминания о Мальчишечьей луне, теперь очень яркие, но один тревожный вопрос не позволил ей окончательно сосредоточиться, одна мысль отвлекла её.
Который там час, маленькая Лизи? Нет, не конкретное время, дело не в этом, но день или ночь? Скотт всегда знал (во всяком случае, говорил, что знает), но ты — не Скотт.
Точно, не Скотт, но она помнила одну из его любимых рок-н-ролльных мелодий «Ночное время — правильное время». В Мальчишечьей луне ночное время как раз было неправильным, ароматы оборачивались вонью, съедобная при свете дня еда могла отравить. В ночное время на охоту выходили хохотуны. Существа, которые бегали на четырёх лапах, но иногда поднимались на задние, как люди, и оглядывались. И ночами же появлялись другие существа, куда более страшные.
Вроде длинного мальчика Скотта.
«Она совсем близко, родная моя, — вот что сказал он об этой твари, лёжа под горячим нашвиллским солнцем в тот день, когда она не сомневалась, что он умирает. — Я слышу, как она закусывает». Лизи ещё попыталась сказать ему, что не понимает, о чём он говорит; он же ущипнул её и предложил не оскорблять его интеллект. Или свой.
Потому что я там была. Потому что слышала хохотунов и поверила ему, когда он сказал, что там водятся твари и пострашнее. И они водились. Я видела тварь, о которой он говорил. Я видела её в 1996 году, когда отправилась в Млльчише-чью луну, чтобы привести его домой. Только её бок, но этого хватило.
— Он был бесконечным, — пробормотала Лизи и пришла в ужас, осознав, что действительно в это верит. В 1996 году стояла ночь. Та самая ночь, когда из холодной спальни для гостей она «перескочила» в мир Скотта. Спустилась по тропе, углубилась в Волшебный лес и…
Где-то неподалёку заработал двигатель. Глаза Лизи открылись, она чуть не закричала. Затем снова расслабилась мало-помалу. Херб Галлоуэй, а может, Латтелл, парнишка, которого иногда нанимали Галлоуэй, косил траву на соседнем участке. Этот день кардинально отличался от пронизывающе-холодной ночи в январе 1996 года, когда она нашла Скотта в спальне для гостей. Он дышал, но в остальном полностью ушёл.
Лизи подумала: Если бы я и смогла это сделать, то сейчас не получится — слишком шумно.