Лизи подумала: Чрезмерен этот мир для нас.

Лизи подумала: Кто это написал? [97] И, как часто случалось, за этой мыслью пришла вторая: Скотт точно знал.

Да, Скотт знал. Она подумала о нём, во всех этих номерах мотелей, склонившемся над портативной пишущей машинкой (СКОТТ И ЛИЗИ, РАННИЕ ГОДЫ), и позже, с лицом, подсвеченным дисплеем ноутбука. Иногда с сигаретой, которая дымилась в стоящей рядом пепельнице, иногда со стаканом, всегда с прядью волос, падающей на лоб. Подумала о нём, лежащем на ней на этой самой кровати, бегающем за ней в том ужасном доме в Бремене (СКОТТ И ЛИЗЗИ В ГЕРМАНИИ), оба голые и смеющиеся, сексуально озабоченные, но не счастливые, тогда как грузовики и легковушки грохотали на кольцевой развязке выше по улице. Она подумала о его руках, обнимающих её, о всех тех разах, когда его руки обнимали её, о его запахе, о его щетине на щеке, прижимающейся к её щеке, и подумала, что продала бы душу, да, свою бессмертную долбаную душу ради того, чтобы услышать, как внизу хлопнула дверь, и он идёт по коридору с криком: «Эй, Лизи, я дома… всё по-прежнему?»

Замолчи и закрой глаза.

Голос был её, но почти что и его, очень хорошее подражание, вот Лизи и закрыла глаза и почувствовала первые слёзы, слёзы утешения, просачивающиеся сквозь полог ресниц. Есть много такого, чего они не говорят тебе о смерти, она познала это на собственном опыте, но одна из самых главных недомолвок — время, которое требуется любимому человеку, чтобы умереть в твоём сердце. «Это секрет, — думала Лизи, — и должен быть секретом, потому что у кого может возникнуть желание сближаться с другим человеком, если они будут знать, сколь тяжёлым станет расставание? В твоём сердце любимые умирают постепенно, не так ли? Как комнатное растение, которое никто не поливает, потому что ты, отправившись в поездку, забыла отдать его соседке, и это так печально…»

Она не хотела думать о грусти и печали, не хотела думать о своей изуродованной левой груди, в которую вновь начала заползать боль. Вместо этого она вернулась мыслями к Мальчишечьей луне. Вспомнила, какой восторг и изумление испытала, в мгновение ока перенесясь из морозной, заснеженной ночи в Мэне в это тропическое место. С каким-то особым воздухом, напоённым ароматами красного жасмина и бугенвиллии. Она вспомнила потрясающий свет заходящего солнца и поднимающейся луны, вспомнила, как вдали звенел колокольчик. Тот самый колокольчик.

Лизи осознала, что треск газонокосилки на участке Галло-уэев доносится уже издалека. Так же как рёв мотоцикла на шоссе. Что-то происходило, она в этом нисколько не сомневалась. Пружина закручивалась, колодец наполнялся, колесо поворачивалось. Может, для неё мир всё-таки не был чрезмерным.

Но что ты будешь делать, если попадёшь туда и увидишь, что там ночь? При условии, что твои ощущения не есть сочетание воздействия наркотиков и самовнушения; что, если ты окажешься там ночью, когда охотятся жуткие твари. Твари вроде длинного мальчика Скотта?

Тогда я оттуда вернусь.

Ты хочешь сказать, если у тебя будет время.

Да, именно это я и хочу сказать, если у меня…

Внезапно, шокирующе свет, который пробивался сквозь её веки, изменился с красного на густо-пурпурный, чуть ли не чёрный. Словно окно задёрнули шторой. Однако на штору не спишешь внезапно ударившую в нос умопомрачительную смесь ароматов тропических цветов. И штора не несла ответственности за траву, которая колола бёдра и голую спину.

Она это сделала! Прорвалась. Перенеслась в другой мир.

— Нет, — прошептала Лизи, не открывая глаз, едва слышно, протестуя чисто номинально.

Ты знаешь, что сделала, Лизи, — прошептал голос Скотта. — И времени в обрез. СОВИСА, любимая.

И поскольку она знала, что голос абсолютно прав (времени было в обрез), Лизи открыла глаза и села в детском убежище своего талантливого мужа.

Села в Мальчишечьей луне.

6

Был не ночь и не день, но теперь, попав туда, Лизи этому нисколько не удивилась. Два прежних раза она переносилась в Мальчишечью луну аккурат перед сумерками. Так чего удивляться, если и теперь оказалась там именно в это время суток?

Солнце, ярко-оранжевое, стояло над горизонтом в конце бескрайнего люпинового поля. А над противоположным горизонтом как раз всходила луна, огромная, гораздо больше самой большой луны, какую Лизи доводилось видеть в своей жизни.

Это не наша луна, правда? Но как такое может быть?

Ветерок шевелил мокрые от пота кончики волос, и где-то, не очень далеко, звенел колокольчик. Она помнила звук, она помнила колокольчик.

Тебе бы лучше поторопиться, или у тебя есть другое мнение на этот счёт?

Да, конечно. У пруда безопасно, так, во всяком случае, говорил Скотт, но тропа вела через Волшебный лес, а вот там безопасностью и не пахло. Пруд находился неподалёку, но всё равно тянуть время не стоило.

Она чуть ли не бегом направилась вверх по склону к деревьям, ища крест на могиле Пола. Поначалу не нашла, потом заметила… крест сильно наклонился в одну сторону. У неё нет времени выпрямлять крест… но она потратила на это время, потому что так поступил бы Скотт. На мгновение рассталась с серебряной лопатой (она действительно перенеслась с ней, вместе с жёлтым вязаным квадратом), чтобы использовать обе руки. Должно быть, краски той стороны не выдерживали здешних погодных условий, потому что единственное с таким трудом написанное слово «ПОЛ» сильно выцвело и едва просматривалось.

Скорее всего я выпрямляла его и в прошлый раз, думает Лизи. В 1996-м. И наверняка хотела поискать шприц, да только не было времени.

Нет времени и теперь. Это её третье путешествие в Мальчишечью луну. Первое было самым лучшим, потому что она попала сюда со Скоттом, и они добрались только до сломанного указателя с надписью «К ПРУДУ», после чего вернулись в их номер в отеле «Оленьи рога». Второй раз, в 1996 году, ей, однако, пришлось в одиночку войти по тропе в Волшебный лес. Она не могла вспомнить, каких волевых усилий ей это стоило, не зная, как далеко пруд и что она там найдёт. Но и это, третье, путешествие отличалось своим набором проблем. Она была голой по пояс, в изуродованной левой груди вновь начала пульсировать боль, и один только Бог знал, каких тварей мог привлечь запах крови. Впрочем, с волнениями на этот счёт она уже опоздала.

Если какая-то тварь набросится на меня, подумала Лизи, вновь берясь за короткий черенок серебряной лопаты, к примеру, один из хохотунов, я просто огрею его «Надёжной персональной дубинкой маленькой Лизи», изобретено в 1988 году, защищено патентным законодательством, все права охраняются.