Целуем вас, мамочка и папочка.
Ваши Надя и Андрюша.
Он нашел Дашу на чердаке. Девушка сидела прямо на полу, в нарядном платье, не замечая пыли, и щеки ее были мокры от слез.
Он остановился напротив нее, прислонившись к балке, и просто смотрел, думая, какая она красивая и трогательная.
— Андрей… — она уже не сердилась и не отводила взгляда. — А если бы твои родители не пропали? Если бы ты не собирался уехать? Если бы у меня не было Макса?.. Много этих «бы». Глупо, правда?.. — она провела рукой по деревянному столбу, стирая с него клочья паутины. — Знаешь, почему мне так больно? Я думаю о поцелуях, которые никогда не получу. О словах, которые ты никогда мне не скажешь. Глупо, да? Плачу из-за того, чего никогда не было и не будет…
— Я… — он потерянно посмотрел на нее, а потом опустился рядом и потянулся к ее губам.
Они были похожи на двух маленьких детей, заблудившихся во мраке. Вместе не так страшно.
А несколькими этажами ниже Максим Морозов, зайдя в девичью комнату, застал там одну только Вику. Девушка сидела перед зеркалом в старинном платье с красивым кружевом, выгодно подчеркивающим высокую грудь.
— Ничего себе! — оценил он. — Была Золушка, стала принцесса.
— Спасибо! — Вика застенчиво улыбнулась, ища предлог, чтобы задержать его, попросить остаться…
— А где Даша? — тон Морозова изменился, и стало понятно, что все ее надежды вновь окажутся тщетными. Счастье похоже на песок — вечно просыпается сквозь пальцы, и не удержишь.
— Я не знаю… Максим, может, подождешь ее здесь?..
— Нет, лучше пойду.
И он ушел, еще не зная, что вскоре — вот прямо сейчас — ему предстоит новая боль. О, если бы он знал, то, пожалуй, лучше бы остался с Викой!..
* * *
Петр Морозов нервно расхаживал по холлу. Как всегда, самоуверенный, наглый, вызывающий.
Увидев его, Маша поняла, что сейчас — ее выход.
— Петр Алексеевич? — она приблизилась к нему, и он обернулся, оглядел ее белый передничек со смесью удивления и брезгливости.
— Да?..
— Послушайте, вы не можете… не имеете права так обращаться с сыном! — на щеках вспыхнули алые пятна, а руки сами собой сжались в кулаки.
— Простите, что?
Такое ощущение, что он считает ее букашкой, противным тараканом, по странной случайности оказавшимся на праздничном столе.
— Вы плохо обращаетесь с сыном. Не заставляйте его врать и не смейте бить! — закончила Маша решительно.
— А с кем, собственно, имею честь? — он издевательски оскалился.
— Я работаю здесь уборщицей.
— Даже так? — Петр Морозов приподнял одну бровь. — А я спонсор этой школы. То есть именно я плачу вам вашу жалкую зарплату. И, если вы ею дорожите, не попадайтесь больше на глаза ни мне, ни моему сыну.
Смотреть на него против света было неудобно, но Маша знала, что нельзя отвести глаза, чтобы он не подумал, будто она пасует.
— Он не ваш сын! — сказала она громко. — Я знаю, что вы его купили. И могу это доказать. Так что прекратите давить на Максима, иначе пожалеете!
Девочка… Маленькая девочка в красной шапочке с помпоном. Нет, не девочка. На-день-ка. У нее есть имя. Наденька. Хорошее имя, красивое. Очень ей подходит.
Она идет по лесу, ищет его. Эта маленькая храбрая девочка не боится никого на свете. Она доверяет даже страшному темному лесу… И тому, кто приближается к ней сейчас.
— Привет! А ты сегодня без такси! — обращается она к НЕМУ. — Ты не видел моего Гномика? Мне надо его полечить.
— Пойдем, я отведу тебя к нему, — лжет ОН.
Они все лгут, не лжет только запах — запах смерти, лекарств и формалина, запах их собственной злобы.
Надо спасти Наденьку. Так, как Он спас ее друзей — тех людей, попавших в ловушку. ЭТОТ сейчас стрелять не будет.
И Он, шагнув из-за пушистой заснеженной ели, подхватил девочку на руки и понес ее прочь. Так лучше. У Него ОНИ ее не найдут.
* * *
— Паша! Он меня бросил! Он не вернется, и я этого не переживу! — Лена рыдала у него на плече, и от ее слез уже промок рукав рубашки. Она — безупречная «железная леди», та, кого он любил все эти годы…
Павел нежно обнял женщину, прижал к себе, утешая, баюкая.
В комнате было темно, а из-за зашторенных занавесок не выглядывала ни любопытная луна, ни ее спутники — звезды.
— Что за глупости! Ты и не с таким справлялась! Не плачь! — он нежно провел губами по ее волосам, жадно вдыхая такой знакомый, такой родной запах. — Посмотри на себя. Ты же королева!..
— Королева-мать, — горько проговорила женщина.
— Опять? Да не зацикливайся на возрасте. Ты любой школьнице сто очков форы дашь…
Лена отпрянула от его плеча, взглянула влажными, блестящими глазами.
— Паш… Я беременна…
Он вздрогнул.
— И… кто отец?..
Лена молчала. Возможно, она сама не знала ответа.
* * *
— Интересно, сколько времени?.. — Даша провела рукой по растрепавшимся волосам, пытаясь поправить прическу. — Я как-то совсем из него выпала!..
— Не знаю, — Андрей счастливо, совершенно по-дурацки, улыбнулся. — Часов восемь? Или уже девять?
— Праздник давно начался, — девушка поднялась с пола и подала Андрею руку. — Надеюсь, нашего отсутствия никто не заметил. Ну, пойдем…
И тут она заметила сложенный вчетверо листок бумаги, нагнулась, развернула рисунок и замерла.
— Что это? — спросила Даша почему-то шепотом.
— Да так, — Авдеев небрежно махнул рукой. — Надя нарисовала. Это Гном, ее воображаемый друг.
Девушка покачала головой:
— Никакой он не воображаемый! Мы видели этого монстра в подземелье! Это он напал на Птицына! То есть на Лжептицына, и тот в него выстрелил, в ногу попал. Гляди, на рисунке как раз эта нога красным заштрихована!.. Андрей!..
Но он не слушал ее — бегом кинувшись вниз по лестнице.
Надин класс уже был в столовой. Все девочки — нарядные, как картинки. Оглядев их, Авдеев убедился, что Нади нет.
— Алиса, где Надя? — подошел он к подруге сестры.
Она захлопала подкрашенными тушью ресницами — сразу видно, вырастет еще та кокетка!..
— Надюша скоро придет, — отвела взгляд Алиса.
— Где она?! — настаивал Андрей.
— Не скажу. Это девочкин секрет.
— Ну а мне можно. Я же тоже девочка! — улыбнулась подоспевшая Даша.