Я почувствовал тёплую липкость на лице и стёр кровь с верхней губы. Уайрман запнулся за пуфик и упал. Я помог ему встать. Увидел, что его нос тоже кровоточит. Кровь тонкой струйкой сбегала по шее из левого уха. Сама шея раздувалась и сдувалась в такт быстрым ударам его сердца.
— Господи, этот крик, — сказал Уайрман. — Глаза слезятся, а в ушах звенит. Ты меня слышишь, Эдгар?
— Да, — кивнул я. — Как ты?
— Нормально, если не считать, что только что видел мертвяка, который исчез у меня на глазах! Пожалуй, нормально. — Он наклонился, поднял с пола тупой цилиндр, поцеловал. — Восславим Господа за пестроту вещей, [172] — с губ сорвался лающий смех. — Даже если они не пёстрые.
Это был подсвечник. И тот конец, куда полагалось вставлять свечу, потемнел, словно коснулся чего-то очень горячего, а не мокрого и холодного.
— Во всех домах, которые сдавала в аренду мисс Истлейк, имеются свечи, потому что электричество отключают постоянно, — объяснил Уайрман. — Большой дом оборудован генератором, остальные — нет, даже этот. Но в отличие от домов поменьше здесь есть подсвечники из «Эль Паласио», и они, так уж вышло, серебряные.
— И ты это вспомнил? — изумлённо отозвался я. Уайрман пожал плечами, потом посмотрел на Залив. Я тоже.
Увидел лишь отражающийся в воде свет луны и звёзд. На тот момент, больше ничего.
И тут Уайрман схватил меня за руку. Пальцы сжались на запястье, как «браслет», и сердце чуть не выпрыгнуло из моей груди.
— Что? — Мне не понравился страх, отразившийся на его лице.
— Джек! Джек один в «Эль Паласио».
Мы поехали в автомобиле Уайрмана. Парализованный ужасом, я не услышал, как он подъезжал к моему дому.
Мы нашли Джека в полном здравии. Он сообщил, что ответил на несколько звонков от давних друзей и подруг Элизабет, но последний был без четверти девять — за полтора часа до того момента, как мы ворвались в дом, окровавленные, с выпученными глазами, а Уайрман всё ещё размахивая подсвечником — что «Эль Паласио» незваные гости не посещали, и сам он не видел корабля, какое-то время простоявшего на якоре у «Розовой громады». Что он приготовил себе попкорн в микроволновке и смотрел «Полицейского из Беверли-Хиллз» на старой видеокассете.
Нашу историю Джек выслушал с нарастающим удивлением, но без недоверия, потому что принадлежал к поколению (мне пришлось напомнить себе об этом), выросшему на телесериалах «Секретные материалы» и «Остаться в живых». И кроме того, наша история не противоречила услышанному им ранее. Когда мы закончили рассказ, он взял подсвечник у Уайрмана и внимательно осмотрел торец, который цветом напоминал нить накаливания в перегоревшей лампочке.
— А почему этот мертвяк не пришёл ко мне? — спросил он. — Я сидел один, он бы застал меня врасплох.
— Не хочу принижать твою самооценку, — ответил я, — но не думаю, что ты — главная цель у того, кто руководит этим шоу.
Джек уже смотрел на узкую красную отметину на моём запястье.
— Эдгар, это след… Я кивнул.
— Твою мать, — выдохнул Джек.
— Ты осознаёшь, что происходит? — повернулся ко мне Уайрман. — Если она послала к тебе эту тварь, значит, пришла к выводу, что ты всё понял или вот-вот сообразишь, что к чему.
— Я не думаю, что кто-нибудь узнает об этой истории всё, — ответил я, — но мне известно, кем был этот утопленник при жизни.
— И кем? — Джек смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Мы стояли на кухне, и Джек держал в руке подсвечник, но теперь поставил его на столик.
— Это Эмери Полсон. Муж Адрианы Истлейк. Они вернулись из Атланты, чтобы помочь в поисках пропавших Тесси и Лауры, всё так, но они не покинули Дьюма-Ки. Персе об этом позаботилась.
Мы прошли в гостиную, в которой я познакомился с Элизабет Истлейк. Длинный низкий стол стоял на привычном месте, но пустой. Его полированную поверхность я воспринял идеальной насмешкой над жизнью.
— Где они? — спросил я Уайрмана. — Где фарфор? Где Город?
— Я всё убрал в коробки и поставил в летнюю кухню, — ответил он, неопределённо махнув рукой. — Без особой на то причины, просто не мог… просто не мог… мучачо, хочешь зелёного чая? Или пива?
Я попросил воды. Джек сказал, что выпьет пива, если никто не будет возражать. Уайрман пошёл на кухню. Заплакал он только в коридоре. Рыдания были шумные, громкие, каких не подавить, как ни пытайся.
Мы с Джеком переглянулись, потом отвели глаза. Помолчали.
Он пробыл на кухне дольше, чем обычно требуется для того, чтобы принести две банки пива и стакан воды, но полностью взял себя в руки.
— Извините. Обычно на одной неделе мне не приходится терять любимого человека и вонзать подсвечник в глаз вампиру. Ранее случалось либо одно, либо другое. — Уайрман пожал плечами, дабы продемонстрировать безразличие. Получилось не очень, но я оценил саму попытку.
— Они — не вампиры, — заметил я.
— Тогда кто же? — спросил Уайрман. — Просвети.
— Я могу сказать вам только то, что узнал по её картинам. И вы должны помнить, что при всём её таланте она была всего лишь ребёнком. — Я запнулся, покачал головой. — Даже не ребёнком. Совсем малышкой. А Персе… полагаю, можно сказать, что Персе была её духовным наставником.
Уайрман открыл свою банку, глотнул пива, наклонился вперёд.
— А как насчёт тебя? Персе и твой духовный наставник? Она приложила руку к тому, что ты делаешь?
— Безусловно. Она проверяла пределы моих возможностей и расширяла их. Я уверен, отсюда и эта история с Кэнди Брауном. И она копалась в моей голове. Вот так получились картины «Девочка и корабль».
— А остальное?
— Думаю, по большей части всё моё. Но некоторые… — Я замолчал, потому что внезапно в голову пришла жуткая мысль. Я поставил стакан, чуть не перевернув его. — Господи!
— Что? — спросил Уайрман. — Ради Бога, что?
— Тебе нужно принести эту маленькую красную книжицу с телефонными номерами. Немедленно.
Он пошёл, принёс, протянул мне радиотелефон. Я посидел, глядя на лежащую на коленях трубку, не зная, кому позвонить первому. Потом понял. Но есть один закон современной жизни, ещё более нерушимый, чем тот, что гласит: когда тебе нужен коп, его никогда нет. И закон этот следующий: когда тебе действительно нужно поговорить с человеком, ты услышишь автоответчик.